«Детство, его мир и быт - имеют свои особенности, в силу которых должен быть выделен для особого изучения ряд специальных вопросов, которые можно определить термином детская этнография...» (1). Так в 1920-е гг. Г.С. Виноградов, О.И. Капица и другие ученые определили одну из проблем российской этнографии и развитие ее на продолжительное время. Однако, интерес к этой теме возник еще в конце XIX в. В этот период был собран и частично обобщен обширный фактический материал, что было связано с общим направлением развития научной и общественной мысли - изучением народной культуры. Были разработаны программы, имевшие целью всестороннее исследование жизни и быта крестьян, включая вопросы детства. К наиболее ранним относится программа Русского Географического Общества 1847 г. В 1887 г. была опубликована программа Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии, с 1896 г. стал собираться материал по анкетам В.Н. Тенишева. В начале XX в. В. Харузина разработала программу для собирания сведений о родильных и крестильных обрядах русских крестьян, об участии детей в религиозно-обрядовой жизни.
Интерес к этой проблеме поддерживался и на протяжении всего XX столетия, а особенно его второй половины. Исследователи А.К. Байбурин, А.Л. Топорков, Т. Листова, М.М. Громыко, А.Ф. Некрылова и другие посвятили свои работы отдельным вопросам этой многогранной темы.
Народная мудрость в воспитании детей, передаче нравственных ценностей, норм поведения, постепенное и посильное включение ребенка в трудовую жизнь семьи - это и многое другое заслуживают внимания как народный опыт, мудрость, копившаяся веками и проверенная временем.
Первые года жизни ребенка были насыщены различными обрядовыми действиями, цель которых - наделение лучшей долей, раскрытие физических и умственных способностей, закрепление перехода от одного этапа развития к другому. Все они не сохранились до нашего времени. Однако отдельные фрагменты их бытовали в народной среде еще в начале XX в. Сегодня эти обряды интересны тем, что раскрывают перед нами мир наших предков, их мировоззрение и мироощущение.
- Семья - основа крестьянской жизни, а дети - основная ценность семьи.
В народе считали, что «дети составляют благосостояние Божие и выражают собой присутствие Святого Духа в семье, они ее опора и счастье». Не случайно была сложена пословица «У кого детей много, тот не забыт от Бога».
Если семья была достаточно богата, желателен был даже избыток детей: «Подавай Бог, кормить есть чем, на всех хватит», - говорили крестьяне. Народными воззрениями ограничивалась лишь плодовитость бедных семей, когда появление нового рта составляло обузу и тягость. «Наживать детей умеете, а кормить, - так вас нет», - укоряли семейные часто рожающую женщину (2).
Важностью деторождения в крестьянской семье объясняется значимость и жизненность обрядов, обычаев и примет, связанных с рождением ребенка.
Роды представляли собой один из самых напряженных моментов в жизни каждой крестьянской семьи. Опасения за их благополучный исход заставляли беспокоиться близких родственников. При благоприятных домашних условиях освобождение беременной от всех работ, даже легких, происходило недели за две, полторы или несколько дней до родов. В семьях бедных, где рабочих рук было мало, она работала до самых родов. Вот почему довольно часто в деревне были случаи, когда женщина рожала за работой: на дворе, на огороде, в поле, на сенокосе. Но все же одна из главных причин неожиданных и спешных родов заключалась в обычае скрывать момент их наступления, т.к. беременную «могут сглазить, испортить, оговорить, а сами роды будут тем мучительнее и труднее, чем больше народа будет о них знать».
«Оборони Бог, если кто спознает, что баба родит, замучит се ни за что не родит, как должно».
Она должна будет страдать за каждого, кто узнает об этом, и будет мучиться за все грехи узнавшего - так считали крестьяне Ветлужского, Галичского. Солигаличского уездов (3). Убеждение в необходимости держать в секрете момент наступления родов очень крепко держалось в народе и сохраняется в отдельных местностях до настоящего времени.
В Костромской губернии чаще всего роды совершались дома, в своей избе, из которой под различными предлогами выпроваживались все домашние. Так же роды могли происходить в бане. Иногда, а во второй половине XIX в. довольно редко, местом для родов избирался чулан, клеть, амбар, овин или какое-нибудь укромное место на дворе (по сведениям из Галичского и Ветлужского уездов).
Звали к родильнице «бабку-повитуху». которая не только принимала роды, но и ухаживала за матерью и ребенком. Практическая помощь сопровождалась магическими действиями и заговорами с целью защитить новорожденного и роженицу от нечистой силы и способствовать наделению лучшей долей.
По народным представлениям ребенок рождался с определенной судьбой и способностями, а начало жизни - это промежуток времени, в который можно узнать судьбу и, при неблагоприятных обстоятельствах, постараться ей противостоять.
Считалось, что время рождения (часть суток, дни недели, будни или праздники), фазы луны, погодные условия указывают судьбу ребенка.
Коляска детская. Начало XX в., д. Макарино, Сусанинского района
Особое значение придавалось и первому крику. По народному поверью считалось, что первый крик находится в магической связи с будущим, предопределяет не только продолжительность жизни, но и некоторые черты характера: толстый (низкий) голос - хозяином будет, визгливый - будет вздорным и т.д.
О здоровье и жизнеспособности судили и по внешнему виду новорожденного. В Ветлужском уезде считали, если ребенок родился красным - будет обладать хорошим здоровьем и иметь сердитый характер; если у ребенка в ушках хрящ твердый, то будет долго жить; острые пятки и острые уголки глаз свидетельствовали о долголетии; густые брови указывали на хитрость; длинноволосый и широколобый - будет очень умный; родился перевитый пуповиной - будет хороший солдат (4).
Родильно-крестильная обрядность в финно-угорском Костромском крае была не очень развита, не насыщена яркой эмоциональной окраской, как в славянских южных губерниях, однако все основные элементы ее все же зафиксированы.
1 - Полотенце. Родившегося младенца бабка принимала на украшенное вышивкой или узорным тканьем полотенце, что сулило в будущем жизнь благополучную и в достатке; на «рукотерник», которым вытирала руки вся семья, что означало принятие, признание нового ее члена. По сведениям из Ярославской губернии, если предшествующие дети умирали, то новорожденного принимали на отцовские штаны, тогда он непременно будет долго жить.
2 - Обряд обрезания пуповины очерчивал рамки будущей жизни новорожденного. У мальчика пуповину обрезали на предмете, символизирующем мужское занятие - топоре, колодке для плетения лаптей; у девочек - над женскими орудиями труда или рукоделием.
3 - Пуповина перевязывалась суровой ниткой или прядями льна, чаще всего свитыми вместе с волосами матери, для того, чтобы ребенок всю жизнь был к ней привязан. После этого повитуха заговаривала грыжу.
4 - Детское место (послед, плацента), тщательно обмытое и завернутое в тряпочку с ломтем черного хлеба зарывалось в землю, чаще всего под полом избы (в под-избице) около печки, или в переднем углу с приговорами «Месту гнить, а ребенку жить, да Бога любить, отца мать почитать и бабку не забывать»; или «На хлеб, на соль, на доброе здоровье».
Если детское место не хоронить 3 дня, то детей не будет 3 года (Варнавинский уезд); а если его предварительно выворотить, то следующий ребенок будет непременно мальчик (Галичский уезд). Иногда, прежде чем зарыть послед, отрезали от него небольшой кусочек. От того, куда мать отнесет и бросит этот кусок, будет зависть судьба новорожденного и развитие его будущих качеств. Если положит на соху - будет хорошим пахарем, если около лавки - будет торгашом и т.д. (5).
5 - После заговаривания грыжи ребенка мыли. Обмывание - очистительная процедура, символическое отделение ребенка от «иного мира», откуда он явился.
В Ветлужском уезде омовение происходило таким образом: в правую руку брали ковш или чашку с теплой водой, а левой подхватывали младенца под грудку и лили воду ему на голову и на спину; затем, не обсушив, запеленывали и клали на печь. А когда баня была готова, отводили роженицу с младенцем в баню, где еще несколько раз его обмывали, и, наконец, парили веником (6).
По обычаю, для пожелания ребенку здоровья, благополучия и достатка в воду при первом обмывании клали серебряные монеты.
Обмывание. Обряд первого обмывания ребенка был записан в Макарьевском, Кологривском, Варнавинском уездах в 1870-х гг. Едва новый человек узрит свет Божий, повитуха кладет его в корыто и начинает мыть, затем немедленно принимается новорожденного парить, приговаривая: «Паритца, гладитца (имя). Не хватайся за веник, хватайся за Божью милость. Вырастешь большой, будешь бабушек да мамушек дарить». По окончании этой операции «бабушка» свивала ребенка и снова причитала: «Озепишшо, уроцишше, поди от раба...». Слова эти произносятся с той целью, чтобы никто не сглазил новорожденного (не озспал), уроки (сглаз) бы не нашли.
утишина (лихорадочное состояние) бы не взяла (7).
6 - Вода, в которой первый раз мыли ребенка, по народным представлениям считалась «нечистой». Поэтому се выливали в избе в угол, чтобы никто не перешагивал через это место, т.к. перешагнувший тоже может стать «нечистым» и передать свою «нечистоту» ребенку, который потом захворает.
7 - Первое пеленание по древним воззрениям, ассоциировалось с противодействием смерти. После купания ребенка заворачивали в рубаху отца, не новую и не чистую. Это не просто символизировало связь между ними, но и означало принятие ребенка отцом, он становился как бы его частью и продолжением и наделялся долей дожить до зрелого возраста.
Считалось, что старые вещи осуществляют передачу благ и ценностей от одного поколения другому. Поэтому детские пеленки и рубашки делали из старых вещей родителей. Новорожденного после обмывания пеленали в нательную старую рубашку, на голову платок старый... и подгузник, обвивали ребенка свивальником (Варнавский уезд) (8). Детей пеленали в пеленки из старых рубах (Кологривский уезд) (9).
Простынка, д. Михальцево, Кинешемского уезда. Свивальник, д. Колгора, Костромского уезда. Начало XX в. Собрание Костромского музея заповедника.
8 - Заговоры. Первое время бабка пеленала ребенка с особым наговором: «.. .одну душу Бог простил, другую народил! Во имя отца и Сына и Святого Духа. Аминь!», и крестила младенца. Пеленание считалось необходимым, срок его был от 6 месяцев до 1 года и более; до того времени, когда ребенок по народному выражению «сам стряхнет с себя пеленки».
В фондах Костромского музея- заповедника хранятся единичные, а потому для коллекции уникальные (хотя они и типовые) предметы одежды новорожденных из Костромского, Нерсхтского и Галичского уездов: свивальники (полоса ткани до 12 см шириной и более 2 м длиной с завязками на концах, которой свивали (закручивали) ребенка поверх пеленок) из шелка, домотканого полотна или ситца, украшенные вышивкой; вышитые наголовники; пеленки из ситца и домотканого полотна с каймой расшитой древним швом «роспись»; меховое одеяло.
Пребывание повитухи в доме у роженицы, характер ее деятельности, послеродовая нечистота - все это требовало обязательного очищения. Для этого приглашался священник, который читал молитву.
9 - Размывание рук. Обязательным был так же древний обряд «размывания рук». Он не имел твердо установленных сроков, совершался в день родов, на 3-й, 9-й, 12-й день, и т.д. и завершал пребывание повитухи в доме. Есть указания на бытование этого обряда на территории Костромской губернии, а наиболее полно он был записан в Рыбинском уезде Ярославской губернии.
Совершался обряд сразу после родов. Повитуха мыла в бане ребенка и роженицу, растирала ей живот деревянным маслом, мылась сама, только потом происходил обряд «размывание».
Родильница и повитуха садились на полок или на лавку лицом друг к другу, протянув ноги. Родильница брала непочатый кусок мыла и клала его между ногами; повитуха поднимала мыло и намыливала кисти рук у родильницы или же всю руку по локоть, иногда при этом делала какие-то наговоры. Потом родильница намыливала руки повитухе и все это повторялось до 3 раз.
Далее обе женщины поливали друг другу руки по три раза, и этим обрядное действо завершалось. Мыло поступало в пользу «бабки». Повитуха не уходила к другой родильнице, пока не «размывалась» с первой. «Размывание» выполнялось с той целью, чтобы кто-либо не сделал зла повитухе или роженице, а если зло и сделали, при «размывании» оно смывалось. Местное население считало этот обряд очень старинным и указывало при этом на икону «Рождество Пресвятой Богородицы», где изображено лицо, льющее на руки воду из кувшина (10).
10 - Крещение. Самым важным и главным событием в жизни ребенка являлось Крещение. С точки зрения православного человека Крещение - это рождение собственно человека «по образу и подобию Божию».
Первым шагом в подготовке Крещения был выбор крестных родителей - кумовьев. Их подбирали тщательно, так как они становились духовными родителями ребенка. Чаще всего это были родственники или хорошие знакомые. По сведениям из Костромского уезда в кумовья приглашали родственников (11). Иногда был один восприемник: если новорожденный девочка - одна кума, если мальчик - один кум (12). Время Крещения зависело от местных традиций и различных обстоятельств. Если ребенок рождался слабым и болезненным, его крестили сразу же в день рождения, позволялось совершать Крещение повивальной бабке. По выздоровлению младенца священник дополнял Крещение чтением всех опущенных молитв, положенных по полному чинопоследованию таинства.
В Макарьевском, Кологривском, Ветлужском, Варнавинском уездах ребенка крестили, как правило, через два или три дня после рождения. По сведениям из Юрьевецкого уезда на другой день после рождения призывали на дом священника с причтом для совершения над младенцем таинства Крещения (13).
Как и при рождении, в обряде Крещения ребенка судили его о живучести по звучности голоса. Громкий крик - верный признак долголетия. В Костромской губернии также повсеместно были распространены следующие приметы: если волосы ребенка остриженные священником, закатанные в воск и брошенные в купель, поплывут, то ребенок будет жить; если при миропомазании священник помазывал сначала левую руку, то младенец будет левша (14).
После Крещения по церковному обряду священник надевал на ребенка крестик и рубашку. До Крещения, как бы далеко оно не было отложено, младенец не имел никакой одежды, кроме пеленок, что подтверждают сведения из Варнавинского уезда. Имя ребенку выбиралось священником по святцам или давалось по желанию родителей. В Костромской губернии предпочитались имена бабушки, дедушки, удачливого человека в роду.
11 - Бабья каша. Вслед за крещением устраивали обед-крестины. Традиции этого праздничного обеда в различных уездах губернии имели свои местные варианты. Но везде обязательно в этот день собирались, чтобы пожелать новорожденному долгой счастливой жизни и поздравить родителей. В Костромском крае крестильная трапеза несколько упрощена. Однако в немногословных описаниях крестин упоминается обряд «бабья каша» с одариванием повитухи и младенца, а так же и обряды пожелания ребенку здоровья, благополучия, достатка.
После крещения восприемники направлялись в дом крестника, где им предлагалось угощение, состоящее из каши и водки (Кологривский, Макарьевский, Ветлужский уезды) (15).
Первое блюдо па крестьянском обеде — каша из пшена и других круп; все гости должны положить в кашу несколько денег, которые берегли на покупку свеч под венец.
В Нерехтском уезде на крестины готовилась каша и присутствующие после кушанья каши клали деньги в то же блюдо на имя новорожденного и повитухи (16); отцу новорожденного давали ложку каши с уксусом, хреном, солью и другими горькими яствами, которые он должен был съесть (17).
В Кологривском уезде на крестины ставили крестинную кашу, чтобы новорожденному клали на нее денег на рубашку, чтобы он был живуч, был умный и богатый; кашей угощали восприемников, которые клали деньги ребенку «на зубок»; иногда деньги клали на имя повитухи, на свадьбу и на именины ребенка (18).
В Юрьевецком уезде по окончании чина Крещения всех присутствующих приглашали на обед, где прежде всего подавали блюдо с кашей, наверху которой лежал пирог. Кум и кума делили этот пирог пополам, и кому больше достанется, тот, значит, больше потрудится в научении крестника добру. Когда всю кашу съедали, то на дно блюда, в котором она была, крестные отец и мать в виде пожелания своему крестнику богатеть и душевно и вещественно клали деньги по своему усердию и состоянию. С этой же целью тотчас после Крещения бабка-повшуха клала младенца на тулуп, шерстью к телу младенца. В начале крестильного обеда кума и другие женщины отсылали вон отца новорожденного, сами клали в столовую ложку горчицу, перец, соль, хрен, уксус, обсыпали все это толченым сахаром. Затем призывали хозяина и давали ему все это съесть в ознаменование того, что и он претерпевал на родинах нечто болезненное, а не одна родильница страдала. Родные, а также знакомые, особенно подруги, идя на крестины, «на пирушку», родильнице приносили по кружке разваренной сухой малины, подслащенной сахаром или медом, а «на зубок» младенцу - по большому круглому пирогу (19).
Зыбка-плетушка с пологом. д. Абрамово, Красносельского района. Начало XX в. Собрание Костромского музея заповедника.
В Варнавинском уезде от родственников, соседей и близких знакомых «на зубок младенцу» приносили пироги, говядину, лепешки яйца и разные лавочные сласти (20).
Духовное рождение считалось святее и важнее физического, поэтому дни рождения не отмечались, а именины праздновались всю жизнь.
12 - Именинная каша. Когда ребенку исполнялся именинный годок, его одевали во все лучшее, носили в церковь на литургию и брали благословение у священника. В этот день приходили родные. Центром именинного обеда, как и на крестинах, была каша. На бытование этого обычая в различных уездах Костромской губернии в начале XX в. указывают различные источники: публикации (нач. XX в.), анкеты Костромской губернской ученой Архивной комиссии (КГУАК) и Костромского научного общества по изучению местного края (КНОИМК), материалы экспедиций Костромского музея-заповедника.
В Чухломском уезде в день Ангела и на крестинах варили кашу и в кашу гости клали денег имениннику или новорожденному (21).
В Кологривском уезде на именины членов семьи также варили кашу. Но сварить каши, значит не желать здоровья имениннику. Гости в кашу клали деньги (22).
В Макарьевском уезде обрядовой пищей являлись каша и белый пирог, за которым именинника дарили деньгами, вещами и другими подарками (23).
В Варнавинском уезде на кашу имениннику, как взрослому, так и новорожденному, клали для счастья деньги от 1 до 20 коп. серебряной или медной монетой, (24).
В Нерехтском уезде в день именин из дома именинника посылали к родственникам большие пироги, а тех, кто разносил пироги, дарили деньгами. В деревнях кроме пирога от именинника носили блюдо каши. Во время пира крестьяне ставили на стол блюдо каши, в которую каждый из гостей втыкал деньги для именинника. Некоторые, перекрестившись, над головой именинника разламывали пирог, при этом все поздравляли именинника (25).
Обряд с именинной кашей на крестинах и именинах зафиксирован во всех уездах Костромской губернии. Сохранялся этот обряд очень устойчиво вплоть до начала XX в. Н.Ф. Сумцов указывал на древнее языческое происхождение обряда, когда каша являлась благодарственным приношением покровителям брака и деторождения.
Первоначальный смысл обряда стерся из народной памяти, однако кашу продолжали по традиции варить, как пожелание благополучия, достатка и здоровья.
При достижении ребенком именинного года, он часто еще плохо ходил и спал в колыбели. «Без колыбели не вырастишь детей» - говорили в народе. Зыбка находилась в доме при появлении ребенка на свет и до начала его хождения по полу (26).
В Костромской губернии бытовали два типа колыбелей: зыбка и люлька. Зыбка - прямоугольный со скругленными углами короб из луба и дном из поперечных деревянных перекладин, пеньковой веревки или лыка. В изголовье и ногах зыбки приделаны обручи, за которые она привешивалась к очепу. Зыбка могла быть в виде прямоугольной корзины, плетенной из прута, реже дранки (плетушка). Люлька - прямоугольная деревянная рама с невысокими бортиками, на которую слабо натягивали холст. В железные кольца, ввинченные в углы, продергивалась веревка для подвешивания к очепу. Указанные виды колыбелей хранятся в фондах Костромского музея-заповедника.
Колыбель крепилась к очепу («зыбильно» - Ветлужский уезд; «зыбина» - Кологривский уезд).
Очеп наделялся различными приметами и способностью предопределять судьбу будущих детей: по числу сучков гадали о количестве детей; с очепа не снимали кору, если не желали больше иметь детей. Сведения из Кологривского и Чухломского уездов дают подобное описание колыбелей. Дети до двух лет спали в лубяных зыбках, подвешенных на шесте, который продевали через кольцо. В зыбку клалась солома, а поверх выношенная холщовая тряпка из рубахи или сарафана. Зыбка покрывалась пологом - обычно юбкой - «пестряк», т.е. из пестряди, круглой в сборку и на подоле с воланом или оборкой (27).
Зыбки покрывали ситцевым или домотканым изношенным сарафаном и делали вдоль него разрез, вешали на березовую слегу или на металлическую пружину. На дно зыбки клали дощечки и постилали «постилушки» из старых одежд (28).
Отмеченность колыбели, как первого дома ребенка, требовало соблюдения многочисленных предосторожностей в обращении с ней. Ее кропили святой водой; в первый раз ребенка клали в колыбель с особой молитвой; до Крещения младенец обычно в колыбели не спал.
Сразу после рождения ребенку давалась соска, т.е. тряпка с завернутым в нее жеваным хлебом. Обычно срок кормления грудью длился год, полтора. В Кологривском уезде от груди ребенка отнимали в возрасте около года, но могли кормить грудью и по два и по три года (29).
Отнятие от груди было важным этапом в жизни ребенка, поэтому оно сопровождалось так же различными обрядами. Повсеместно распространен был следующий: на стол клали хлеб, соль; за стол сажали ребенка. Мать кланялась три раза и приговаривала: «Дай Бог, от груди отстать, да к хлебушку пристать».
Отнятие от груди и расставание с колыбелью следующий этап жизни младенца. Теперь он сидел за общим столом, спал со старшими детьми на полу. В кути стлали солому, покрывали тканью и укрывались также «постилухой» (Кологривский уезд) (30).
Обряды, имевшие в древности большое значение и фиксировавшие завершение одного этапа развития и переход к следующему уже к XIX в. потеряли свой сакральный смысл. Многие из них не сохранились, а дошедшие к началу XX в., соблюдались только по традиции.
С давних пор был известен обряд «постриги». Он совершался над двух-трехлетними мальчиками, сопровождался посадкой на коня и был насыщен магическими действиями. Сведения по Костромской губернии не дают подробного описания этого обряда, но подтверждают предположения о бытовании его на территории края. В Нерехтском уезде, когда младенцу исполнялся год, в именины крестные отец и мать стригли первый раз волосы имениннику. Обыкновение не стричь волосы и ногти на первом году жизни ребенка соблюдалось повсеместно (31).
Зыбка из луба. д. Бол. Андрейково, Нерехтского района. Начало XX в. Собрание Костромского музея заповедника.
Обряд «подпоясывания» также сохранился к началу XX в. только как традиция. В Ярославской губернии, когда ребенку исполнялся один год, следовал обычай подпоясывания. Подпоясывала его крестная мать, которая ставила своего крестника к печному столбу и говорила: «Будь здоров и толстой как печной столб». В Юрьевецком уезде Костромской губернии пояс не надевали на новорожденного до 40 дней (32).
Отмечали и первое появление у ребенка зубов. Обычно одаривали его, а также тех детей, кто первый заметил у малыша прорезавшийся зуб. «На зубок» дарили деньги, пироги, калачи, ситец - мальчику на рубашку, девочке на сарафан.
По древним языческим представлениям ребенок рождается со «связанными» руками, ногами, языком, с закрытыми глазами, ушами. В течение первых 6-7 лет происходит «открытие» и «развязывание» органов. Считалось, что такие свойства как видеть, слышать, ходить, говорить и другие, появляются не сами по себе в процессе развития, а с помощью обрядов. В народной среде в конце XIX - начале XX вв. повсеместно были распространены обрядовые действия, направленные на развитие и закрепление у ребенка различных навыков и умений. Так обряд «перерезания пут» способствовал тому, чтобы младенец быстрее пошел. Бабка-повитуха вела ребенка под руки, «перерубая» следом за ним каждый его шаг ножом. Чтобы «развязать» язык давали ребенку пить воду, которою был окачен колокольчик.
Если ребенок рождался болезненным, слабым, хилым, то его «перепекали». Обряд этот был известен в Поволжье, на Севере, в некоторых районах Сибири. В Костромской губернии обряд был подробно записан в Варнавинском и Ветлужском уездах во время сбора этнографического материала по программе В.Н. Тенишева.
Есть указания на бытование обряда и в Юрьевецком уезде.
Совершался он следующим образом: утром, когда затапливали печь, призывали бабку. Она брала ребенка, клала или сажала его на хлебную лопату и до трех раз подносила лопату к устью печи. Мать младенца шла в сенцы, смотрела в дверь и говорила:
- Бабка, бабка, что делаешь?
- Перепекаю младенца Алексея.
- На что?
- Выгоняю из него собачью старость.
- Перепекай и выгоняй же собачью старость, чтобы не было отрыжки.
Бабка, еще не сняв ребенка с лопаты, приказывала поймать щенка и посадить его под плетуху. После этого знахарка говорила:
«Перепекла младенца Алексея, выпекла из него собачью старость. На собачью старость дую и плюю, а младенца Алексея целую».
Потом начинала плевать и дуть на щенка, а затем три раза целовала ребенка. После этого на плетухе, под которой лежал щенок, купала ребенка в теплой воде, настоянной на соломе, поднятой с перекрестка трех дорог.
После купания ребенка, щенка выгоняли из избы, приговаривая:
«Иди ты собака и разности свою собачью старость от младенца Алексея по буграм, по лугам, по буеракам, по пашням, по лесам, по садам, по кустам и прочим местам, чтобы твоя старость не сушила младенца Алексея и не крутила его отца с матерью».
На младенца надевали свежее платье, а старое сжигали в печке и золу развевали по воздуху. Воду, которая осталась от купания, выливали под печку.
Потом бабка брала младенца на руки, подносила его к печке, поднимала три раза вверх, приговаривая:
«Будь теперь мой внучек с столб вышины, с печь толщины», передавала младенца матери (33).
Символика обряда сложна и многозначна и определяется отождествлением хлеба и ребенка. Младенца как бы возвращают в материнское чрево (печь) чтобы он родился заново. Одновременно помещение в печь, сжигание одежды могло означать также сжигание болезни.
И завершалось ритуальное формирование ребенка обрядом «развязывания ума», который совершался в возрасте 5-7 лет (34). Традиционно считалось, что именно в этом возрасте раскрываются внутренние качества и, прежде всего, ум.
Широко известен обряд посвящения девочки в пряхи. Суть обряда такова: первая напряденная нить торжественно сжигалась, а пепел девочка должна была проглотить (выпить с водой). Характер этого обряда существенно отличается от предыдущих. Ребенок становится действующим лицом, он сам совершает действия, на которые не способен несмышленый младенец.
Цикл обрядов «развязывания ума» завершал первый период жизни ребенка - младенчество (до 7-8 лет). Ребенок был уже подготовлен и для восприятия нравственных понятий, ценностей и норм поведения, основанных на православной вере и народных традициях, и для обучения трудовым навыкам, т.е. всему тому, что необходимо было каждому крестьянину в его повседневной и многотрудной жизни.
1. Виноградов Г.С. Детский народный календарь. Сибирская живая старина. Ирку тск, 1924. С. 59-60.
2. Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб., 1903. С. 326.
3. Попов Г. Указ. соч. С. 337.
4. Попов Г. Указ. соч. С. 359-360.
5. Попов Г. Указ. соч. С. 351.
6. Покровский Е.А. Физическое воспитание детей у разных народов, преимущественно России. М., 1884. С. 85.
7. Нефедов Ф.Д. Этнографические наблюдения на пути по Волге и ее притокам /
/ Известия Императорского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. Т. XXVIII. 1887.
8. Костромской музей-заповедник. Фонд ЦРК-1. Дементьев Д.И. 11етушихинская летопись Рукопись. 1913. С. 72.
9. Костромской музей-заповедник. Материалы экспедиции музея в Кологрнвский район. 1976.
10. Костоловский И. Некоторые обряды, приметы, поверья крестьян Ермейцевской воловстн Рыбинского уезда Ярославской губернии // Этнографическое обозрение. 1901. №3. С. 129.
11. Архив Областного Дома народного творчества. Кузьмичева А.В., Соловьева А.В. «Игра и детство». Материалы, собранные в Красносельском районе Костромской области.
12. Дементьев Д.И. Указ. соч. С. 117.
13. Этнологические очерки священника с. Георгиевского при р. Лухс И. Иванова. Крестины // Родина. № 8.
14. Либеров А. Из дневника сельского пастыря // Костромские епархиальные ведомости. 1899. № 5-7,10. 8 октября.
15. Нефедов Ф.Д. Указ. соч. С. 40-69.
16. Костромской музей-заповедник. Фонд «Документы». Ответы на анкету КГ’УАК 1909 г. «Одежда, обувь, украшения, пища». Нерсхтский уезд.
17. Костромской музей-заповедник. Фонд «Документы». Сведения о народном питании Костромского края. Из материалов этиологической станции КНОИМК.
18. Диев М. Нравы и обычаи нерсхтян. М., 1846.
19. Этнологические очерки священника с. Георгиевского при р. Лухс И. Иванова. Крестины // Родина. № 8.
20. Дементьев Д.И. Указ. соч. С. 116.
21. Костромской музей-заповедник. Фонд «Документы». Ответы на анкету КГУАК 1909 г. «Одежда, обувь, украшения, пища». Чухломской уезд.
22. Костромской музей-заповедник. Фонд «Документы». Сведения о народном питании Костромского края. Из материалов этнологической станции КНОИМК Кологривский уезд.
23. Костромской музей-заповедник. Фонд «Документы». Сведения о народном питании Костромского края. Из материалов этнологической станции КНОИМК. Макарьевский уезд.
24. Дементьев Д.И. Указ. соч. С 117.
25. Диев М. Указ. соч.
26. Дементьев Д.И. Указ. соч. С, 117;
27. Материалы экспедиции Костромского музея-заповедника в Мсжевской район, 1965 г.
28. Материалы экспедиции Костромского музея-заповедника в Чухломский район, 1977 г.
29. Костромской музей-заповедник. Фонд «Документы» Ответы на вопросы по программе «О народном питании». Кологривский уезд.
30. Материалы экспедиции Костромского музея-заповедника, в Кологривский район, 1976 г. 31. Диев М, Указ. соч.
32. Этнологические очерки священника с. Георгиевского при р. Лухс И. Иванова. Крестины // Родина. № 8.
33. Попов Г. Указ. соч. С. 70.
34. Байбурин А.К.. «Развязывание ума» // Лотмановский сборник. Вып. 1. М., 1995. |