При реконструкции лексического состава исчезнувших языков на основе данных субстратной топонимии важное значение имеют некоторые лексемы, особенно часто использующиеся при образовании топонимов в самых разных языках. На выделении таких «топонимичных» лексем в основах субстратных географических названий, в частности, основан метод семантического моделирования топонимов, разработанный А. К. Матвеевым [2006, 98–112], а также метод этнического моделирования (как разновидность метода семантического моделирования), использованный нами для определения отношений родства с марийским языком исчезнувших языков субстратной топонимии нижнего течения Оки и запада Костромской области, т. е. территорий, которые являются частью исторических мерянских земель (далее ИМЗ) (1) [Смирнов, 2015].

Метод моделирования «топонимичных» основ с такими значениями, как ‘верхний’ — ‘нижний’, ‘малый’ — ‘большой’, для реконструкции соответствующих слов в языках субстратной финно-угорской топонимии бассейна Оки и верхнего течения Волги использует и финский исследователь П. Рахконен [Rahkonen, 2009; Рахконен, 2012], однако результаты его реконструкции значительно отличаются от данных, опубликованных в нашей вышеупомянутой работе.

Это заставляет поднять проблемы достоверности подобного моделирования и связанные с этим вопросы методологии. Очевидно, что достоверность этимологии топонимов повышается при совокупности целого ряда факторов: 1) обоснование фонетических закономерностей; 2) обоснование структурной (словообразовательной) модели; 3) обоснование мотива номинации.

Первый, второй и отчасти третий факторы зависят от:

1) широты сравнительной базы, т. е. от количества топооснов, используемых для моделирования;
2) их дифференцирующих способностей;
3) строгости отбора субстратных топонимов для сравнения.

Далее на примере четырех используемых П. Рахконеном «топонимичных» лексем со значениями ‘малый’, ‘большой’, ‘верхний’, ‘нижний’ я попытаюсь разобрать эти, а также некоторые другие вопросы, связанные с применением метода семантического моде-
лирования.

1. ‘Малый’

В проведенном нами сравнении субстратной топонимии нижнего течения Оки и запада Костромской области с марийским языком использовалось несколько десятков типовых марийских топооснов [Смирнов, 2015, 45–61]. Как показал материал, соответствующая база сравнения позволяет выстроить некоторые фонетические закономерности и — с опорой на эти закономерности — предложить этимологию отдельных основ. В частности, была обнаружена фонетическая особенность, присущая главным образом субстратной топонимии в нижнеклязьминской зоне (далее НКЗ), связанная с появлением лабиализованного гласного (орфографически у, ю) там, где на соседних территориях в субстратных названиях фиксируются нелабиализованные гласные (в основном орфографически и, е или я), например основа юхр- ‘озеро’ вместо яхр- ‘озеро’ или р. Унгер вместо р. Ингерь.

Эта фонетическая особенность была названа нами нижнеклязьминской лабиализацией [Там же, 23]. С ней же, возможно, связано родство этнонимов меря и мурома.

Тенденция к лабиализации переднеязычных гласных позволяет отнести основу уч-, особенно в топонимах, тяготеющих к НКЗ, к этимологическому гнезду ф.-перм. *ićä (üćä) [UEW, 78], мар. изи ‘маленький’ [СМЯ, 2, 20]. При этом восточнее, в бассейне р. Унжа, этой основе соответствует форма ич- ‘малый’, а западнее — ис- (в среднем течении р. Клязьма) и из- (в районе Рыбинского водохранилища).

Ареальное соотношение этих вариантов можно проследить на карте (см. карту 1).

Начальное у- в основном фиксируется в центральной части, а начальное этимологическое и- — в боковых ареалах, что соответствует лингвогеографическому правилу боковых ареалов дистрибуции языковых явлений.

Выбивается из этого правила только название р. Уча в самом верховье Клязьмы, что может служить сигналом о том, что данный топоним мог попасть в рассматриваемый перечень по случайному формальному совпадению.

Убедительные подтверждения того, что семантика топонимов р. Уча, оз. Учхор, н. п. Ученжа (оз. Ученжское) реконструируется как ‘малый’, приведены в книге А. К. Матвеева [2015, 204–205].

В частности, указывается на связь действительно маленьких озер Учхор и Ученжское (2) с соседними крупными озерами, именуемыми Великими [Там же,3 205]. Самое интересное, что аналогичная связь обнаруживается и у названий озер с основой ис- ‘малый’: оз. Исихра является истоком р. Бужа, которая впадает в систему известных Великих озер на границе Владимирской и Рязанской областей.

Оз. Исихра в этой системе является действительно маленьким. В исторических источниках зафиксирован, по всей видимости, народноэтимологический вариант названия озера Исихра — Искра [ВОМ]. Этот факт позволяет восстановить изначальную форму типа *Исихра / *Исяхра (от мер. -яхр ‘озеро’) и для оз. Искробольское в Ярославской области. В этом случае имело место следующее достаточно тривиальное развитие: оз. *Исяхра > рядом находящаяся деревня *Исяхрабол (где мер. -бол ‘деревня’) > н. п. Искробол > обратный перенос названия на оз. Искробольское.

Самое интересное заключается в том, что оз. Искробольское находится в одной системе с оз. Великое (самое крупное в системе) и оз. Кухло (среднее по размеру), причем оз. Кухло этимологизируется как ‘среднее’ (ср. мар. кокла ‘средний’ [подробнее см.: Смирнов, 2015, 26–27, 48]), а оз. Искробольское является в этой триаде самым маленьким.

Во всех этих фактах наблюдается общая закономерность: название большого озера, по всей видимости, калькируется в русском языке, а среднее и маленькое озера сохраняют субстратные названия.

Этот пример показывает, что достоверность осуществляемого семантического моделирования зависит от совокупности методологических приемов:

1) выявления регулярных фонетических закономерностей на основе широкой (несколько десятков моделируемых основ) сопоставительной базы;
2) лингвогеографической дистрибуции фонетических форм;
3) структурной прозрачности привлекаемых для сравнения субстратных топонимов;
4) определения семантической мотивированности и обнаружения фактов калькирования со стороны русской топонимии.

П. Рахконен реконструирует для мерянско-муромских территорий иную основу со значением ‘малый’ — *väz(ä) [Rahkonen, 2009, 174,176; Рахконен, 2012, 21–22, 38], сопоставляемую с ф.-волж. *wäšä‘ маленький’ [UEW, 818], фин. vähä, морд. эрз. veška, viška ‘то же’.

Однако П. Рахконен не подтверждает эту этимологию другими примерами перехода *-š- > -z- в интервокальном положении в субстратной мерянской топонимии. Это связано с тем, что для моделирования он использует достаточно узкий круг основ (‘малый’ — ‘большой’,
‘верхний’ — ‘нижний’, ‘черный’ — ‘белый’ и некоторые другие), менее десятка.

При такой узкой базе сравнения трудно получить данные для обоснования фонетических соответствий. Показательным является и набор топонимов, привлекаемых для иллюстрации основы вяз-: Вяз, Вязиченка, Вязема, Вязьма, Вяземка, Вязов, Вязера,
Вязник, Вязич, Вязырь [Rahkonen, 2009, 174, 180, 194–195]. Данный ряд топонимов разнороден как в структурном, так и в этимологическом отношении. Так, топонимы Вязник, Вязов и, возможно, Вязич, Вязиченка, скорее всего, связаны с русским названием дерева вяз. Кроме того, нужно иметь в виду рус. диал. вязь ‘болото, топь’ [Даль, 1, 337] от глагола вязнуть и русскую этимологию топонима Вязьма от вязкий, т. е. ‘илистая река’ [Фасмер, 1, 375].

Следовательно, указанная основа далеко не дифференцирующая. В таком случае (при недифференцирующих основах) важное значение приобретает структурная прозрачность, т. е. сочетание с дифференцирующими мерянско-муромскими топоформантами (типа -бол, -хра, -Vга, -кша, -кса, -хта, -Vх и т. д. [Матвеев, 2015, 52–128]). Но и этого здесь нет. Более того, элемент -ма в топонимах Вязьма, Вязема, Вяземка не очевиден в качестве суффикса, присоединяемого к предполагаемой основе вяз- ‘малый’. Дело в том, что в мордовском языке мы имеем примеры присоединения к финно-волжскому корню *wäšä ‘маленький’ суффиксов -к- (вишка ‘малый’) или -енсь- (веженсь ‘младший, меньший’), но что должно означать присоединение суффикса -м- к этой основе и есть ли подобные примеры в других финских языках, П. Рахконен не объясняет. Поэтому не исключена возможность, что перед нами основа не вяз-, а вязьм с неясной этимологией.

Из всех рассмотренных примеров остаются топонимы Вязера и Вязырь, но они находятся значительно южнее исследуемой территории и к народу меря по ареальным основаниям никакого отношения не имеют.

Еще один важный фактор убедительности этимологии — семантическая обоснованность.
Для подтверждения связи основы вяз- со значением ‘малый’ П. Рахконен приводит почему-то примеры с территории бассейна р. Свирь [Rahkonen, 2009,175], которая находится значительно севернее рассматриваемых территорий, скорее уже в ареале прибалтийско-финского или саамского субстрата. Примеров, относящихся к собственно мерянским территориям, не приводится.

При такой методологии моделирования возникает закономерный вопрос: а почему именно начальный элемент вяз- в топонимах на мерянских и муромских землях П. Рахконен связывает со значением ‘малый’?

Сам исследователь, видимо, чувствует логичность этого вопроса на фоне недостаточной лингвистической аргументации и отвечает весьма изящно: «Я делаю такое утверждение, потому что не существует альтернативного названия в области мери со значением ‘малый’, которое бы при сравнении с другими хорошо известными финно-угорскими языками было применимо к языку мери» (пер. с англ. наш. — О. С.) [Rahkonen, 2009, 175].

К сожалению, автор, опираясь при моделировании на слишком узкий круг основ, просто не нашел таких «альтернативных названий». Как показано выше, они, тем не менее, есть.

Более того, ф.-волж. *wäšä ‘маленький’ в южной части мерянских земель, в бассейне Клязьмы (в основном в ее среднем течении), могло существовать в виде основы виш-/выш- (р. Вишка, р. Вишкура, оз. и р. Виша, оз. Вышихры, н. п. (< *р.) Вышегжа, ср. морд. эрз. вишка ‘малый’ [ЭРС, 54]) или *веш- > веж- (н. п. Вежболово, р. Вежня).

Фонетически это вполне возможно, так как сужение ф.-волж. *ä > и, e в топонимическом субстрате мерянских территорий — обычное явление [ср.: Смирнов, 2015, 175]. Однако эта этимология совершенно не обязательна, так как речки Вишка, Вишкура, Виша являются истоками из озер и могут быть связаны с ф.-перм. *wiskз
[UEW, 823], коми вис ‘проток’ [КРС, 108].

Остаются только факты с основой выш- и веж- (*веш-), но их не так много, и они ареально ограничены южной периферией ИМЗ.

Таким образом, лексема со значением ‘малый’ в исчезнувших языках на мерянских землях и в нижнеклязьминской зоне существовала в основном в формах, близких по звучанию к уч-, ис-/из- (4) (от ф.-перм. *ićä (üćä) ‘маленький’).

Эти формы имели свою ареальную специфику. В южной части мерянской территории наряду с лексемой ис-, возможно, имело распространение слово, происходящее от ф.-волж. *wäšä ‘маленький’, которое отражается в основах топонимов в формах виш-/выш- или веж-. Разнообразие форм свидетельствует о диалектной специфике, а в случае рефлексов ф.-перм. *ićä (üćä) и ф.-волж. *wäšä на одной и той же территории нельзя исключать синонимию либо происхождение названий из разных языков (диалектов). 

2. ‘Большой’

Следующий пример связан с реконструкцией топоосновы со значением ‘большой’. П. Рахконен привлекает для моделирования урал.*en ‘большой, много’ [UEW, 74]. При этом он утверждает, что основа ин- со значением ‘большой’ отражает древнемордовский субстрат [Rahkonen, 2009, 173, 176; Рахконен, 2012, 27–28, 38], ср. морд. эрз. ińe ‘большой’, а на исторических мерянских землях этой основе соответствует вон- [Rahkonen, 2009, 173, 176; Рахконен, 2012, 38].

Однако в качестве иллюстрации мерянских соответствий приводятся со знаком вопроса топонимы, в которых можно выделить не основу вон-, а основу вонд- [Rahkonen, 2009, 180, 193] с другим значением [см.: Рахконен, 2012, 17]. По нашим данным, на исторической мерянской территории так же, как и в древнемордовской топонимии, была распространена именно основа ин- (см. карту 2). В то же время ареальная дистрибуция
и- ~ во- на месте начального урал. *е- действительно наблюдается, но имеет совсем иную лингвогеографическую специфику, чем указывает П. Рахконен. Возможное отражение топоосновы со значением ‘большой’ в форме вон- (р. Вонюх) фиксируется на крайнем северо-востоке исследуемой территории, в бассейне среднего течения р. Унжа (см. карту 2).

В пользу этимологии р. Вонюх как ‘большая речка’ свидетельствует то, что рядом с ней находятся две меньшие по размеру речки с названиями Нижняя Ичежа и Верхняя Ичежа, которые этимологизируются как ‘малая речка’, с субстратной осно-
вой ич- ‘малый’ (см. карту 1).

Кроме семантико-мотивационного аргумента, в пользу такой этимологии топонима Вонюх говорит и аналогичная ареальная дистрибуция вариантов и- ~ во- (бо-) в основе ильм-/волм-. Эта основа, скорее всего, является рефлексом причастия с аффиксом -m- от глагола урал. *elä ‘жить’ [UEW, 73] (см.карту 2).

Топонимы с основой ильм- вслед за А. К. Матвеевым можно сравнить с мар. илыме ‘жилой, обитаемый’ [Матвеев, 2015, 191].

Северо-восточный ареал во- находится за пределами собственно мерянского топонимического ареала и совпадает с территорией распространения гидронимии на -юг (ср. р. Вонюх < р. *Вонюг), которая принадлежала одному из языков севернофинского типа (родственного саамскому), названному А. К. Матвеевым «южанским» языком [Матвеев, 2007, 172–180].

Если сопоставить факты, приведенные на карте 1 и на карте 2, то противопоставление субстратных основ со значениями ‘малый’ / ‘большой’ в «южанской» топонимии будет
выглядеть как ич- / вон-, в то время как на мерянской территории — ис- (уч-) / ин-.
Этот пример демонстрирует важность скрупулезного учета при семантическом моделировании лингвогеографической дистрибуции фонетических вариантов основ. Наличие регулярных закономерностей в такой дистрибуции свидетельствует о правильности произведенного моделирования. В свою очередь, единичные факты, которые нарушают наблюдаемые лингвогеографические ареалы, как, например, р. Уча в верховьях Клязьмы на карте 1 и р. Воньга в Ярославской области на карте 2, являются сигналом об их возможном случайоном формальном совпадении с исследуемой основой и о необходимости поиска для этих топонимов иной этимологии.

Поэтому на картах я поставил возле этих топонимов знаки вопроса.

Некоторую проблему создает рефлекс основы со значением ‘большой’ в нижнеклязьминской зоне, а именно практическое его отсутствие — за исключением фиксации двух озер с названием Нефра.

Эти топонимы этимологизируется А. К. Матвеевым из *(И)нехра ‘большое озеро’ [Матвеев, 2015, 143–144]. Возможным объяснением отсутствия субстратных названий со значением ‘большой’ в НКЗ являются вышеупомянутые особенности калькирования: топонимы со значением ‘большой’ на этой территории калькировались, в то время как топонимы со значениями ‘малый’, ‘средний’ сохраняли субстратную основу.

И действительно, в НКЗ очень распространены топонимы с основой велик-: оз. Великое, руч. Великий. Возможно, часть из них — русские кальки с субстратного мерянского языка. Наличие на соседних мерянских территориях значительного количества топонимов
с основой ин- ‘большой’ может свидетельствовать об особенностях языкового взаимодействия пришлого русского и аборигенного мерянского населения по сравнению с нижнеклязьминской зоной. 

3. ‘Верхний’ — ‘нижний’

П. Рахконен реконструирует мерянское слово *ile (*ülä?) ‘верхний’ [Рахконен, 2012, 18] и отображает на карте соответствующие топонимы с основой иле-, ил(ь)м-, в том числе несколько из них на западе Костромской области (далее ЗКО) и в НКЗ [Там же, 22].

К сожалению, обозначенные на карте топонимы не названы, поэтому сложно соотнести факты на карте и названия по тексту статьи.

Из примеров в тексте ясно, что для реконструкции мерянского слова П. Рахконеном использованы топонимы с разнородными основами, в том числе ил(ь)м-/илем-, ильд-, илез-, которые могут и не иметь отношения к рассматриваемому слову со значением ‘верхний’. В другой своей работе П. Рахконен обосновывает значение компонента il(e) и il’m- как ‘верхний’, указывая на то, что все соответствующие названия являются истоками рек [Rahkonen, 2009, 171]. Проверка этих данных не подтверждает указанный факт.

На карте 3 мы воспроизвели топонимы, начинающиеся на ил-, которые приводятся П. Рахконеном [Ibid., 171, 191; Рахконен, 2012, 18]. При картографировании этих данных обнаружилось, что значительная часть привлекаемых финским исследователем для реконструкции мерянского слова примеров почему-то находится далеко за пределами ИМЗ — в Калужской, Тульской, Рязанской областях.

Эти факты, находящиеся за пределами бланковой карты, мы не картографировали. Один из топонимов, приводимых П. Рахконеном, р. Ильмовка, вообще непонятно как попал в этот перечень, поскольку, скорее всего, является русским по происхождению (рус. ильмовый — прилагательное от ильм ‘лиственное дерево с прочной древесиной, род вяза’ [Ожегов, 1990, 247]). Этот топоним мы также не картографировали.

Таким образом, из 11 топонимов, упоминаемых П. Рахконеном в ИМЗ, только два — очевидные верхние притоки, два являются нижними притоками, остальные топонимы — средние притоки своих рек.

Как видим, очевидных закономерностей не наблюдается. Особенно примечательно то, что р. Илезем впадает в р. Вохтома ниже по течению, чем соседняя р. Волма, хотя, исходя из предложенного П. Рахконеном значения ил- ‘верхний’ и вол- ‘нижний’ [Rahkonen,
2009, 172; Рахконен, 2012, 17], должно было бы быть наоборот.

Аналогичным образом р. Воля впадает в р. Волга выше по течению, чем рядом протекающая р. Эльма. Всё это может быть следствием того, что мы имеем дело с разнородными фактами, и топонимы на ильм-/эльм- и на волм- не связаны с противопоставлением «верхний — нижний», а образованы от основы с другим значением (см. выше обоснование ареальной противопоставленности основ с рефлексами на месте начального урал. *е- и о происхождении основ ильм-/эльм- и волм- от субстратной основы со значением ‘жилой’).

Что касается топонима р. Илезем, то П. Рахконен членит его в виде Иле-зем [Рахконен, 2012, 26], при этом он не приводит никаких других свидетельств существования форманта -зем и каких-либо обоснований для выделения его в этом названии. Это нарушает принцип структурной прозрачности.

Если убрать все факты на ильм-, то в наших материалах на исследуемой территории ИМЗ почти не останется других подтверждений наличия топонимов с основой ил(е)-. По всей видимости, материал для картографирования был отобран П. Рахконеном некритически. При семантическом моделировании финским исследователем не были учтены факторы обоснования лингвогеографической дистрибуции фонетических вариантов и структурной прозрачности топонимов, а факт семантической мотивированности не выдерживает проверки. Учитывая эти обстоятельства, говорить о наличии в топонимии ИМЗ основы ил(е)- со значением ‘верхний’ проблематично.

Наиболее интересными с точки зрения выявления субстратной основы со значением ‘верхний’ на территории ИМЗ являются возможные рефлексы ф.-уг. *wilä (wülä) ‘верх, верхний’ [UEW, 573].

В волжско-финских языках от этого корня образованы морд. эрз. велькс ‘верх, верхняя часть’ [ЭРС, 48], мар. горн. вӹлнӹ ‘наверху’, прамар. *wül- [EWT, 311]. Именно эти современные, территориально наиболее близкие к ИМЗ мордовские и горномарийские лексические факты являются ключом к этимологии названия верхнего притока р. Кержанец — р. Белбаж, где основа бел- < *вел- ‘верхний’, а формант -баж < *-важ ‘приток реки’ [см.: Смирнов, 2015, 36].

В свою очередь, топоним Белбаж позволяет идентифицировать соответствующую основу вел- со значением ‘верхний’ в других топонимах ИМЗ, ареально тяготеющих к югу исследуемой территории (см. карту 4). Тем не менее основы вел- нет на большей части ИМЗ, что позволяет предположить другие ее фонетические рефлексы. И действительно, учитывая праязыковые формы этого корня в виде ф.-уг. *wülä, прамар. *wül-, вероятной этимологией названия р. Вьюлка является происхождение основы вьюл- от слова со значением ‘верхний’. В пользу этого свидетельствует факт, что эта речка образует пару с р. Волнушка (Волнога), которая впадает ниже по течению в р. Нерль и, в свою очередь, происходит от основы волн- со значением ‘нижний’ (см. ниже).

Далее, поскольку гласный *ü имеет частые рефлексы без лабиализации в виде гласных типа i, причем как в финских языках, так, например, и при русской адаптации марийского ü, то закономерно ожидать рефлекс соответствующей основы не только в виде вьюл-, но и в виде вил-, ср.н. п. Вилеж на западе Нижегородской области — в верховье речек Куртюга и Родинка.

Тем не менее все рефлексы вел-, вьюл-, вил- расположены на периферии ареала ИМЗ, в центральной части и на севере ИМЗ таких топонимов нет. Ключ к объяснению этого дает субстратная топонимия Русского Севера. В субстратных топонимах севернофинского типа с формантами -юга и -еньга А. К. Матвеев обнаруживает рефлекс ф.-уг. *wilä (wülä) ‘верх, верхний’ в формах без начального *w-, а именно в формах ел- (р. Елюга, р. Еленьга) и ил- (р. Илеша, р. Иланга, р. Илисига) [Матвеев, 2007, 72, 76–77].

Этот рефлекс ближе к саамским формам этого слова, ср. прасаам. *elē ‘верхний’ [YS, 10–11]. Как мы уже сказали выше, рефлекс основы со значением ‘верхний’ в форме ил- в ИМЗ весьма сомнителен. Другое дело топонимы с основой ел-. Эти топонимы на территории ИМЗ ареально противопоставлены топонимам с основой вел-, вьюл-, вил- (см. карту 4) и находятся с ними в состоянии дополнительной дистрибуции.

Из всех топонимов с основами вел-, вьюл-, вил-, ел-, приведенных на карте 4, семантически мотивированы как «верхние» восемь названий, и нет ни одного обозначения нижнего притока. Эти лингвогеографические и мотивационно-семантические аргументы с высокой степенью вероятности свидетельствуют в пользу того, что мы имеем дело с разными диалектными формами одного слова со значением ‘верхний’. Среди фактов с основой ел- особенно интересными являются названия типа р. Елнать (два названия), р. Элнать (одно название), а также р. Елена и р. Еленка. В этих топонимах основа ел- имеет расширение с суффиксом -н-.

Аналогичное расширение основы ф.-уг. *wil- (wül-) ‘верх’ с локативным значением соответствующего аффикса мы находим в других финских языках: мар. горн. вӹлнӹ ‘наверху’, саам. лул. allēn ‘на западе’ [UEW, 573] (в саамских диалектах имело место семантическое развитие ‘верхний’ > ‘западный’). В форме основы елн- нельзя исключать и структурную аналогию с формой основы волн- ‘нижний’ (см. ниже). Конечное -т в топонимах Елнать, Элнать можно интерпретировать как суффиксальный элемент с пока неясной этимологией. Названия с основой ел-/ел(е) н-/елнат- дают представление о возможных особенностях морфологической структуры слова со значением ‘верхний’ в субстратных диалектах ИМЗ.

В свою очередь, гидронимы Елнать, Элнать в ИМЗ предоставляют ключ к этимологии названия левого притока Волги на территории Марий Эл — р. Илеть (мар. Элнет) [ТРМЭ, 392]. Они же служат еще одним доказательством преимущественно западных (а не пермских) языковых связей домарийского субстрата на территории Марий Эл.

На крайнем западе ИМЗ наряду с рефлексами ф.-уг. *wilä (wülä) ‘верх, верхний’ фиксируются топонимы с другой основой, имеющей значение ‘верхний’, — вер- (р. Верекса, р. Верлюга <*Верьюга, р. Берега < *Верега).

Эта основа имеет лексические аналогии исключительно в мордовских языках, ср. морд. эрз. верце ‘верхний’ [ЭРС, 50], морд. мокш. вярь ‘верх’ [Щанкина, 1993, 31], и является предположительно индоевропейским заимствованием [Keresztes, 1987, 186]. Ареал основы вер- на западе ИМЗ пересекается с ареалом основы вел-, что дает возможность предполагать существование в западных диалектах мери синонимичных основ со значением ‘верхний’ либо свидетельствует о домерянском субстрате.

Значение ‘нижний’ в субстратной топонимии ИМЗ выражалось в основном с помощью основы вол- (см. карту 5), происходящей из урал. *ala ‘низ, нижний’ [UEW, 6], с переходом *a > o и протетическим v-, что имеет аналогии в саамском языке, ср. саам. норв. vuolle ‘нижний’ [UEW, 6], и в субстратной топонимии Русского Севера [Матвеев, 2007, 66]. В такой этимологии основы вол- в ИМЗ с П. Рахконеном можно согласиться [Рахконен, 2012, 17], но с некоторыми уточнениями.

Во-первых, необходимо иметь в виду, что в перечень примеров у финского исследователя попадают такие, которые не имеют отношения к этой основе, например р. Волешка [Рахконен, 2012, 17, 22], приток р. Шередарь.

В действительности эта речка географически связана с рядом протекающей р. Вольга [АВО, 51], и название Волешка образовано по русской деминутивной словообразовательной модели от топоосновы вольг- со значением ‘белый, светлый’. Во-вторых, основа вол- не фиксируется в НКЗ, где перехода *a > о не обнаруживается и ф.-уг. *а последовательно отражается в виде звука [а] [Смирнов, 2015, 28]. Таким образом, в НКЗ на месте вол- должно быть ал- — и действительно, на этой территории мы находим топонимы предположительно с такой огласовкой основы: оз. Алжанец, р. Алсма (см. карту 5), где -с-, -ж-, -н- — суффиксальные расширения, имеющие аналогии в других финских языках, а также отмечаемые и в некоторых названиях с основой вол-: ▪ вольш- (р. Вольша), ср. коми улыс ‘нижний’ [КРС, 721], мар. горн. ӱлнӹшӹ ‘нижний’ [СМЯ, 8, 171].

В субстратной основе ф.-уг. *s предположительно перешло в š, как в марийских диалектах; ▪ волн- (р. Волна, р. Волнушка, р. Вольница, р. Волинка), ср.
саам. кильд. vūiln, саам. акк. voiln ‘внизу, снизу’ [UEW, 6]. Сложность представляет то, что в финских языках от слов со значениями ‘верх’, ‘низ’ с помощью суффикса -н- образуются в основном наречия и послелоги, поэтому приходится допускать, что в субстратных диалектах ИМЗ этот суффикс несколько расширил свое морфологическое значение. Эти допущения делают основы волн и елн- недостаточно прозрачными со структурной точки зрения.  

С точки зрения семантической мотивированности «нижних» топонимов картина неоднозначная: три названия имеют мотивацию «нижних» притоков, один топоним (р. Вольша) обозначает верхний приток, большинство же названий не имеют очевидной мотивации по верхнему или нижнему положению обозначаемых ими объектов. Тем не менее показательны две пары топонимов: р. Волнушка (Волнога) и р. Вьюлка (притоки р. Нерль Волжская), р. Воля и р. Елнать (притоки р. Волга), — в которых можно видеть географически оправданное противопоставление «нижний — верхний» (основы вол-/волн- и вьюл-/елн- соответственно).

Так, р. Воля и р. Елнать впадают справа в р. Волга в районе весьма примечательного места, где сходятся три реки — Унжа, Немда и Волга, а Волга делает крутой поворот с востока на юг. При этом р. Елнать является первым правым заметным притоком Волги выше этого «трехречья», а р. Воля — первым правым притоком ниже от него по течению.

Несмотря на ряд важных аргументов в пользу этимологии рассмотренных выше основ в виде ‘верхний’ и ‘нижний’, эти основы в силу возможной омонимии с другими типичными топоосновами и недостаточной структурной прозрачности отдельных топонимов (например, оз. Алжанец, р. Елнать, топонимы с основой волн-) на исследуемой территории не носят дифференцирующий характер, и, как следствие, их использование в качестве основного инструмента для этнического моделирования в субстратной топонимии ИМЗ (что делается в работах П. Рахконена) не является убедительным.

4. Заключение

Учитывая сказанное, приведем таблицу возможной реконструкции основ со значениями ‘верхний’ — ‘нижний’ и ‘большой’ — ‘малый’ в мерянско-муромском ареале по данным П. Рахконена и по нашим данным.

Из этой таблицы следуют по крайней мере два вывода:

1) мерянские (ЦМЗ и ЗКО) и предположительно муромские (НКЗ) данные все-таки необходимо отделять друг от друга;

2) фонетические и лексические связи мерянского языка с саамским языком были не сильнее, чем с марийским и мордовскими языками.

Кроме того, проведенный анализ свидетельствует, что реконструкции и выводы П. Рахконена по другим территориям и этническим группам (например, мещере [Rahkonen, 2009]), осуществленные им с применением методики семантического моделирования, но без учета всех факторов достоверности этимологических исследований, нуждаются в проверке и уточнении. 

Источники:

АВО ― Атлас Владимирской области. Масштаб 1 : 100 000. Тверь, 2008.
АИО ― Топографическая карта. Ивановская область. Масштаб 1 : 200 000.
М., 1997, 2001.
АКО ― Атлас Костромской области + Горьковское водохранилище. Масштаб
1 : 100 000. Тверь, 2009.
АМО ― Атлас Московской области. Масштаб в 1 см : 1 км. Тверь, 2009.
АНО ― Нижегородская область. Атлас. Масштаб 1 : 100 000. Нижний Нов-
город, 2007, 2008.
АТО ― Атлас Тверской области. Масштаб 1 : 100 000. Тверь, 2009.
АЯО ― Атлас Ярославской области. Масштаб в 1 см : 1 км. М., 2010.
ВОМ ― Архив А. К. Матвеева, картотека «Волго-Окское междуречье» (предо-
ставлен Т. В. Матвеевой).
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. М., 1989.
Керт Г. М. Саамская топонимная лексика. Петрозаводск, 2009.
КРС ― Коми-русский словарь. М., 1961.
Матвеев А. К. Ономатология. М., 2006.
Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера : в 4 ч. Ч. 3. Екате-
ринбург, 2007.
Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера : в 4 ч. Ч. 4 : Топонимия
мерянского типа. Екатеринбург, 2015.
Ожегов С. И. Словарь русского языка : 70 000 слов / под ред. Н. Ю. Шведовой.
23-е изд., испр. М., 1990.
Рахконен П. Границы распространения мерянско-муромских и древнемор-
довских гидронимов в верховьях Волги и бассейне реки Оки // Вопр.
ономастики. 2012. № 1 (12). С. 5–42.
Смирнов О. В. «Марийская» гипотеза в исследовании топонимии Оки и Унжи
и западные границы древнемарийской топонимии // Вопр. ономастики.
2015. № 2 (19). С. 7–61.
Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки. М., 1976.
СМЯ ― Словарь марийского языка : в 10 т. / гл. ред. И. С. Галкин. Йошкар-
Ола, 1990–2005.
ТРМЭ ― Воронцова О. П., Галкин И. С. Топонимика Республики Марий Эл :
историко-этимологический анализ. Йошкар-Ола, 2002.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка : в 4 т. / пер. с нем. и доп.
О. Н. Трубачева. М., 1986–1987.
Щанкина В. И. Мокшень-рузоньвалкс = Русско-мокшанский словарь. Саранск,
1993.
ЭРС ― Эрзянско-русский словарь / под ред. Д. В. Бубриха. М., 1949.
EWT ― Bereczki G. Etymologisches Wörtrerbuch des Tscheremissischen (Mari).
Der einheimische Wortschatz / Hrsg. von K. Agyagási und E. Winkler.
Wiesbaden, 2013.
Keresztes L.Geschichte des mordwinischen Konsonantismus. II. Etymologisches
Belegmaterial. Szeged, 1987. (Studia Uralo-Altaica; 26–27).
Rahkonen P. The Linguistic Background of the Ancient Meshchera Tribe and Principal
Areas of Settlement // Finnisch-Ugrische Forschungen: Zeitschriftfürfi nnischugrische
Sprach- und Volkskunde. Bd. 60. Helsinki, 2009. S. 160–200.
UEW ― Rédei K. Uralischesetymologisches Wörterbuch. Bd. 1–2. Budapest,
1986–1991.
YS ― Lehtiranta J. Yhteissaamelainen sanasto. Helsinki, 1989.

Автор: Смирнов Олег Витальевич, кандидат филологических наук. Екатеринбург.
Источник: "В созвездии слов и имен": сб. науч. ст. к юбилею Марии Эдуардовны Рут. — Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2017