В
Воскресенском районе Нижегородской области, около села Владимирское
(по-старому - Люнды) расположено озеро Светлояр. Согласно легендам
некогда на его берегу стоял город Китеж. Не совсем ясно, что именно
случилось с городом. Он то ли остался на месте, но сделался невидимым,
то ли ушел под воду, то ли провалился под землю. Но до сих пор еще люди
видят отражения города в озере и слышат колокольные звоны его церквей.
Так говорят.
Что сей сон значит? Чтобы в этом
разобраться, для начала надо попробовать отделить местную мифологию
Светлояра от тех мифологических выспренностей, которые наворочены вокруг
Китеж-града поколениями русских интеллигентов. Интеллигентская чушь
разнообразна и простирается от простодушных утверждений, что Светлояр
это вход в Шамбалу, до возвышенных теорий о том, что под чистой водой
Светлого Яра скрыта потаенная душа русского народа.
Исконная местная мифология,
конечно, куда интересней этих интеллигентских бредней, поскольку
вырастает прямо из языческих культов, бытовавших на Светлояре с
древнейших времен. И самое интересное в ней отнюдь не легенда о Китеже,
скрывшемся от Батыя на дне озера. Это как раз довольно поздний миф,
оформившийся не ранее 17-го века в среде заволжских раскольников и
записанный в "Китежскои летописце". Тексте, не имеющем практически
никакого отношения ни к каким историческим реалиям, но зато - имеющем
отношение к быту самих раскольников, чья жизнь была постоянным
ускользанием (хотя бы и в смерть) от властей. Так вот самое интересное
здесь не раскольничьи легенды, а их происхождение. Ибо - если уж
говорить о чем-то, ушедшем (в подполье) и ставшем почти что невидимым,
то - надо говорить о религии, которая была на Светлояре до прихода
христианства.
Павел Мельников-Печерский, который и запустил в широкий оборот легенду о граде Китеже, начинает четвертую часть своего
заволжского эпоса "В лесах" с подробнейшего изложения мифа о том, как
бог Ярило полюбил Мать Сыру Землю. Совокупившись, они породили все живое
на земле. При этом Ярило для Мельникова-Печерского - абсолютный синоним
Купалы. Так это на самом деле или не так, вопрос спорный, однако
известно, что ежегодные собрания старообрядцев на озере Светлояр
происходили как раз на Купалу. Правда, раскольники совсем не
приветствовали купальские игрища, особенно - сексуальные радения
молодежи. Но что они могли сделать, если сами были под прессом. И сами
молились березам. На светлоярских сходках был обычай приносить с собой
иконы и, развесив их на деревьях, молиться. Получалось довольно
двусмысленно: молишься иконе, но одновременно - и дереву. Слышали на
Светлояре даже такую молитву: "Ой , березка матушка! На церковной главе
выросла. Помилуй нас!" Церковь тут мыслится ушедшей под землю, а над
главой этой церкви - береза.
Собственно, те невидимые языческие
божества, которым молились, молясь православным иконам, и представляют
собой настоящий град Китеж. На Светлояре от преследования чужих богов
скрылся целый пласт народной культуры. И не столько русской, как
финно-угорской. До Русских (а вернее будет сказать до крещения) здесь
жили предки Марийцев и Эрзян. По берегам реки Люнды стояли дубовые
идолы, росли священные рощи. Когда пришли русские попы и стали гнать
идолопоклонников, те не ушли с насиженных мест, а заживо погребли себя
на берегу своего священного озера.
Разумеется, не вся местные
язычники ушли под землю. Не всех марийцев согнали с насиженных мест.
Многие остались. Их и сейчас много по деревням, особенно - за Ветлугой. Я
ездил по тем деревням. Местные люди (и марийцы, и русские) даже не
осознают до конца, насколько они древопоклонники. О чем с ними ни
заговоришь, они обязательно повернут на лес, деревья или древесину.
Дерево им - как родня. Заметив это, я стал расспрашивать туземцев о
священных рощах.
В деревне Большая Юронга мужики,
сидевшие у магазина, рассказали, что помнят, как родители уже после
войны брали их на кереметь (это такая роща, где поклонялись Керемету,
духу, создавшему зло, но поддерживающему добро), как там пили ритуальное
пиво и ели жертвенную кашу. Один из них, Мариец Василий вызвался
показать кереметь, где бывал в детстве. Мы долго бродили по лесу.
Василий как бы прислушивался к себе. Потом плюнул, сказал: "Нет, не
найду, ничего не осталось, не помню". Что ж, леспромхоз поборолся с
марийской религией почище, чем христиане или воинствующие безбожники.
Срубил священную рощу. Сколько Василий к себе ни прислушивался, ничего
не нашел. Или не захотел найти (что вернее). А мой пес, натасканный на
поиски мест силы, нашел: весь извалялся, пока мы бродили по этому лесу и
рассуждали о том, какое отношение имеет угро-финское слово "кереметь" к
фамилии Шереметьевых.
Между прочим, слово "яр" в
названии Светлояра не имеет отношения к Яриле и ярости. Согласно
этимологическому словарю Фасмера это - "крутой обрывистый берег". А
Марийцы мне объяснили, что слово "яр" на их языке означает озеро.
Действительно, есть много озер, содержащих в названии такое окончание.
Одно из них Нестиар. Это недалего от Светлояра. Могу
засвидетельствовать: тоже мощное озеро силы.
Но, конечно, Светлояр посильней
будет, не зря вокруг него такой ажиотаж. Это, может быть, самое сильное
место на Русской равнине. Даже самый тупой человек, погуляв здесь
немного, начинает что-то чувствовать. Я наблюдал одного, по виду -
начальника. Обойдя вокруг озера, он проникся высокой идеей его чистоты,
подошел к местному мужику и стал говорить назидательно: "Какие же у нас
несознательные люди - выпивают прямо в святом месте". В ответ мужик,
который, судя по всему, постоянно пасется на берегу и никогда до конца
не просыхает, сказал: "Тут я с вами не соглашусь. Человек, может, за 120
километров едет, из самого Нижнего Новгорода. Почему же ему не сесть на
травку и не отдохнуть культурно. Святости он, может, не наберется, а
здоровья себе прибавит".
Прибрежный философ прав. На
Светлояре как-то сами собой расправляются плечи, дыхание становится
мерным и глубоким, в результате гипервентиляции легких ты перебираешь
кислорода и становишься как бы чуточку пьяным. Краски ярче, проблем
никаких, настроение лучше некуда.
И еще: ты там как бы все время
пребываешь на грани сна и яви, в состоянии, когда еще видишь сон, но уже
понимаешь, что это именно сон, иная реальность. Ты при этом можешь
следить за этой реальностью и анализировать ее почти что сознательно. В
голову лезут нетривиальные мысли. По крайней мере, так кажется. Но раз
кажется, значит оно так и есть. Ведь проблема кажимости и
действительности состоит только в том, удается тебе (или нет) сохранить
ощущение необычности в тот момент мыслимого. И извлечь из него нечто
такое, что не исчезнет в следующую секунду. Сможешь ли ты сохранить это и
каким-то образом воплотить: объяснить другому, использовать для
создания твердой мыслительной конструкции. Или это увиденное и
почувствованное исчезнет в следующий миг, как наваждение, забудется, как
сон, растворится в банальности будней. Обычно растворяется. И вот ты
уже не можешь даже вспомнить, почему эта мысль казалась тебе такой
интересной и важной. Однако ведь это не значит, что она была изначально
пустой. Дикая мысль пустой быть не может.
Мне, например, показалось, что на Светлояре надо как-то отметиться. Как? Ведь не привязывать к дереву ленточку.
Оторванный от коловращения масс я
размышлял о том, что любой ритуал как-нибудь да начинается. Как знать,
быть может, когда-нибудь контакт, который я только что установил с этим
местом, принесет плоды, станет повальной необходимостью для приходящих. В
конце концов, те легенды и ритуалы, что сложились вокруг Светлояра,
тоже были извлечены из измененных местом силы состояний сознания тех,
кто бродил по берегу Светлого озера. Людей посещали светлые мысли. И вот
уже готова теория о заволжской Шамбале. Или - о последнем настоящем
русском царе Михаиле Алексеевиче Романове (брате Петра Великого),
который настолько тайно ушел в раскол, что историкам об этом персонаже
вообще ничего неизвестно. А молва о нем все идет.
Доброхоты мне посоветовали сходить
к источнику, забившему на том месте, где этот раскольничий царь сжег
себя вместе с сыновьями, когда правительственные войска их настигли. Это
в трех километрах от озера. Источник называется Кибелек. По другой
версии - Георгиевский, в честь защитника Китежа, князя Георгия
Всеволодовича, который по преданию погиб от руки татар в этом месте.
На самом деле, конечно, князь
Георгий не строил и не защищал Китежа. И погиб не здесь и в другое
время. Но это важно лишь для истории, а для мифологии - нет. По большому
счету для нее не имеет значения даже имя героя. Георгий, Михаил, еще
кто-то - какая, собственно, разница? Разночтения лишь придают
достоверности мифу, суть которого в том, что кто-то ушел от
преследования. Как Колобок от бабушки с дедушкой. Нас не догонишь.
Потому что мы меняем форму, когда нас преследуют, становимся, деревом,
камнем, источником, чем еще там - цветком. У Овидия в "Метаморфозах"
масса таких превращений. Здесь кто-то стал родником. Над ним теперь
навес, сруб колодца. А недалеко от него - поляна. И на ней три креста.
Под крестами - могилы, в них лежат три богатыря, которые первыми вышли
навстречу преследователям и погибли. Это особо чтимое место. Земля с
могил обладает чудесными свойствами. Все прекрасно ухожено - ни пустых
бутылок, ни ленточек на деревьях.
Выйдя на эту поляну, я вдруг
содрогнулся. Ибо ясно понял, что это и есть кереметь, место силы
языческих Мари. И ничего, что оно отмечено крестами. Керемет давно
привык к христианской символике, она его не смущает. Это Дух широких
взглядов и выдающегося человеколюбия. Когда я вернулся на озеро, местный
философ (тот, который говорил, что святости на Светлояре, не
наберешься, а здоровья - пожалуй), подошел ко мне и спросил: "Ну что,
видел?" Я пожал плечами. "Врешь", - сказал он, а потом, обратившись к
моему черному псу, подытожил: "Видел".
Автор - Олег Давыдов
|