Из интервью: "Меря - синоним заветного в каждом из нас". Так и есть. Русское из глубины = мерянское.
На Венецианском кинофестивале, который начинается
1 сентября, Россию в основном конкурсе будет представлять фильм Алексея
Федорченко "Овсянки"
— Ваш новый фильм очень красивый, словно его
снял не российский режиссер. Но самое любопытное в нем — это история.
Директор целлюлозного комбината везет тело своей жены, чтобы похоронить
ее там, где они когда-то провели вместе медовый месяц. Это было на самом
деле?
— Это чисто игровая картина, которая
рассказывает о взаимоотношениях двух мужчин и одной женщины, которые
считают себя представителями народа Меря. Хотя Меря здесь — это, скорее,
синоним заветного в каждом из нас, это мы — внутренние, самые глубокие и
искренние. Такой финно-угорский народ действительно когда-то
существовал и населял территорию Поволжья, но полностью ассимилировался
еще в XVI веке, сегодня сохранились лишь археологические артефакты,
свидетельствующие о том, что он существовал. Мы со сценаристом Денисом
Осокиным постарались реконструировать некоторые обряды и верования этого
народа, но фактически создали мир, которого нет и не было.
В воссозданной нами жизни люди-Меря намного больше, чем мы с вами,
дорожат своими близкими, потому что не верят в жизнь после смерти и
прощаются навсегда. От этого им горше, но от этого в их жизни больше
любви. А "красоту" фильма сделали замечательный оператор Михаил Кричман,
художники Андрей Панкратов и Алексей Потапов. Ну и, конечно, природа
Северного Поволжья, Коми и Урала.
— Кто финансировал "Овсянок"?
— Государство не вложило в этот фильм ни
копейки. Он был сделан только благодаря усилиям генерального продюсера
"Овсянок" Игоря Мишина, который влюбился в эту историю, поверил мне как
режиссеру и профинансировал все производство картины.
— А что вы вообще думаете о госфинансировании
кино? Помогает такое вот избирательное финансирование развитию
отечественного кино или нет?
— Вопрос о госфинансировании простой: если
госфинансирование у тебя есть, то это хорошо и помогает отечественному
кинематографу. А если нет — то плохо и не помогает!
— Некоторые режиссеры годами ждут приглашений
на проекты, которые были бы им близки, но вы выбрали другой путь:
создали свою кинокомпанию и занимаетесь теми проектами, которые
нравятся.
— Да. После успеха фильма "Первые на Луне" мы с
Дмитрием Воробьевым, продюсером всех моих фильмов, создали маленькую
кинокомпанию "29 февраля". Здесь мы вместе сняли "Железную дорогу",
потом сериал "Похищение воробья" — наивный детектив об агентстве по
розыску пропавших животных, несколько документальных фильмов, несколько
анимационных. И вот "Овсянки"... Но времена для кино сейчас
действительно очень тяжелые.
— Знаю, что в "Похищении воробья" снималась ваша дочка Варя. Готовите дочь в актрисы?
— Варваре сейчас восемь, и она хочет быть
изобретателем. Читает одну-две толстые книги в день. Отличница. Она
снялась в эпизоде в сериале "Похищение воробья", но сниматься совершенно
не хотела. Я ей говорю: "Ну, еще один-два дубля!" Она: "Хорошо, я
выбираю — один!" А по ковровой дорожке и на сцену ей выходить, конечно,
нравится.
— Поскольку у вас уже есть награда
Венецианского фестиваля за фильм "Первые на Луне", в Венеции вы уже
свой, и я слышала, что вас теперь приглашают туда вместе с дочкой?
— Да, мы уже ездили вместе с ней в Венецию.
А вчера ей пришло личное приглашение на Венецианский фестиваль,
подписанное самим Марко Мюллером!
— Некоторые режиссеры снимают в фильмах своих жен...
— Моя жена не актриса, она главный экономист банка.
— Когда не снимаете кино, то чем занимаетесь? —
Читаю. Покупаю очень много книг через интернет. Не читать хорошие книги
я не могу. А еще я вдруг сам стал пописывать. Ма-а-аленькие
рассказики — от двух строчек до трех страниц. Называться книжка будет
"Населенные пункты". Может быть, когда-нибудь издам ее. Пока —
стесняюсь.
— Как вы шли к режиссуре? Ведь начинали-то не с кино.
— Я окончил Уральский политехнический институт,
получил специальность инженера-экономиста. По распределению попал в
"почтовый ящик". И эта работа, и это место — все это было глубоко не
мое. Уволиться было нельзя, надо отрабатывать три года, и я предложил
своему начальнику компьютеризировать работу отдела — в обмен на свободу.
Компьютеры тогда только-только появились, а у меня была еще одна
специальность — программиста. Начальник согласился.
— И?..
— На заводе я рассчитывал трудоемкость антиСОИ —
наш ответ на американскую стратегическую оборонную инициативу.
Я компьютеризировал все расчеты и получил долгожданную свободу. А через
20 лет администрация нашего завода представила меня к награде "За
заслуги перед космонавтикой". Потом я какое-то время занимался
поставками на Север каких-то утюгов, телевизоров и шоколадок... Правда,
мне это быстро надоело.
— А как вы попали на Свердловскую киностудию?
— Я работал там экономистом объединения хроникально-документальных фильмов, которое тогда только образовалось.
— Говорят, тогда Свердловская киностудия была криминальным местом...
— Студия в тот момент превратилась в
обанкротившееся предприятие, которое захватили несколько бандитских
группировок. Бизнес-история там была такая: бывший директор, чтобы
выправить пошатнувшееся материальное положение студии, решил заняться
операциями с нефтью. Набрал кредитов от самых разных структур, купил
состав с нефтью и... не смог его вывезти с территории завода, поскольку
как раз в то время ввели какое-то лицензирование на торговлю. А те, кто
давал деньги, стали его прессовать со всех сторон. Чтобы вернуть долг,
ему приходилось брать кредиты на студию под огромные проценты (вместе со
штрафами получалось под 900 процентов в год), поскольку тогда деньги
стремительно дешевели. А потом у директора случился инфаркт. В счет
погашения долгов на студию вошли группировки. Новый директор позвал меня
работать своим заместителем. Развал был полный: производство
остановлено, полгода не велся бухучет, люди разбегались. А у меня как
раз какой-то созидательный драйв был: "диким" бизнесом заниматься уже не
хотелось, а хотелось чего-то нового, хотелось попробовать кино делать, и
я согласился на это предложение.
— Вы ведь были экономистом, какое кино?
— Тогда я в творческие вопросы не вмешивался, но внимательно смотрел и слушал.
— А как удалось урегулировать ту ситуацию с засильем криминала на студии?  В «Овсянках» Федорченко создал мир, которого нет и не было —
Мы с директором стали ездить на "стрелки" с бандитами, договариваться о
приемлемых условиях работы. А параллельно шли суды: все эти огромные
кредиты, взятые на студию, надо было возвращать банкам. Мы искали разные
пути разрешения этой ситуации: заложили часть имущества, несколько раз
обращались к Ельцину, и он выделял нам деньги из своего фонда...
В общем, крутились-крутились и выкрутились.
— И тогда-то вы решили заняться кино...
— Если бы так! Только киностудия вздохнула более
или менее спокойно, как начались проверки: ОБЭП, контрольно-ревизионное
управление и т.д. Видимо, был заказ: студия-то находится в центре
города — лакомый кусочек, а мы никому продаваться не хотели.
Год я провел, ходя на допросы и очные ставки.
И после всего этого во мне произошла какая-то внутренняя перенастройка —
я буквально разучился считать, боялся подписывать документы. На самом
деле страшно, когда к любой ерунде могут придраться и за любую ерунду
тебя могут посадить. Да и к тому времени мне уже очень хотелось делать
кино. И я поступил во ВГИК.
— Вы ведь пришли в художественное кино из
документалистики, и один из ваших первых фильмов, "Давид", получил много
призов: Гран-при Международного кинофестиваля в Стокгольме, Гран-при на
фестивале в Люблине, серебряный "Феникс" в Варшаве. Напомните, о чем
была эта история?
— "Давид" — это история еврейского мальчика из
Минска, Давида Левина, который прошел через пресс государственных машин
фашистской Германии, Советского Союза, Англии, Франции, даже Израиля и
не сломался, а сохранил свое человеколюбие, доброту к миру.
— Следующие ваши документальные фильмы можно назвать продолжением темы?
— Да, изначально я задумал трилогию о 30-40-х
годах, и следующий фильм, который я снял, "Дети Белой могилы", был о
том, как целые народы перемалывались в мясорубке государства; о
депортации народов в Северный Казахстан — чеченцев, немцев, корейцев,
украинцев, поляков. О том, как эти люди, перемолотые государственной
машиной, нашли новую родину в степях Северного Казахстана и остались там
жить. Третий фильм называется "Банный день". Он о том, как та же
государственная машина перемалывает свои собственные детали — своих
героев. Это история про старика со старухой, которые прожили вместе
73 года, старик верно служил родине, убивал ее врагов, его жена рожала
ему детей, но все они умирали. И не осталось у них ничего, кроме старой
баньки, куда приходят попариться люди из их бедной деревеньки.
— Собственно, и ваш художественный фильм
"Первые на Луне" тоже про 30-е годы... Кстати, откуда такой сюжет —
псевдодокументальная мистификация о том, как мы готовим полет на Луну? —
Я снял картину "Банный день", сел за монтаж и вдруг нашел в интернете
историю Рамиля Ямалеева и Александра Гоноровского "Первые на Луне".
Я почувствовал, что это именно то, что я хотел снять. Про отношения
государства и Героев.
— Вообще-то фильм получился не обличающим, а патриотическим: про то, что мы таки были первыми еще в начале прошлого века.
— Мы снимали картину с любовью к тому времени, с
любовью к тем людям. Я снимал этот фильм не про полет на Луну. Вместо
полета на Луну могло быть что угодно: рытье сверхглубоких шахт, поворот
рек, строительство Днепрогэса... Я снимал фильм про поколение титанов,
историческую драму.
— Как бы вы коротко определили все свои фильмы?
— Сказки для взрослых.
— Свои последние фильмы, в том числе и "Овсянок", вы делали со сценаристом Денисом Осокиным. Как возник этот союз?
— Еще в 2003 году я однажды прочитал в журнале
"Знамя" его повесть "Ангелы и революция". Я понял, что нашел писателя с
близким мне взглядом на мир. Мне захотелось познакомиться с ним. И в
какой-то момент я просто сел на поезд и поехал в Казань, где он живет.
Денис делает этнографические фильмы на Казанском телевидении, он
филолог, знаток фольклора коми и соседних народов Поволжья. Он увлек
меня этнографической темой, и большинство наших проектов связано с ней.
Мы сразу же подружились и с тех пор работаем вместе. Вместе мы сняли уже
три фильма: два документальных и "Овсянок". Готовы еще четыре
полнометражных сценария.
— Россия, которую вы создаете в фильмах,
выглядит фантастической страной с необычными людьми, с особенным бытом.
А для вас родина — она какая? Какие ассоциации возникают?
— Ассоциации? На набережной Балаклавы стоит
старый кинотеатр "Родина" с заколоченными окнами и с видом на прекрасную
Балаклавскую бухту и море. Так, наверное. А если о моей родине судить
по моим фильмам, моя родина не имеет особых границ... Я снимал и о
несчастном еврейском мальчике, и о советских космолетчиках 30-х, и о
марийских жрецах, и о казахских немцах, поляках, татарах, чеченцах,
корейцах... И о народе меря — племени, которого нет. Готов сценарий о
ненцах. Сейчас мы с Денисом Осокиным пишем сценарий на немецком и
испанском языках, действие в котором происходит в Колумбии и
Антарктиде... Если бы у меня была возможность, имел бы паспорт, где в
графе "Гражданство" значилось бы "Планета Земля", а еще лучше —
"Галактика Млечный путь". Меня бы это вполне устроило.
Беседовала Наталья Бондаренко Журнал «Огонёк» № 34 (5143) от 30.08.2010
|
