Археологи Марийского научно-исследовательского института языка, литературы и истории им. В.М.Васильева (МарНИИЯЛИ) исследуют могильник финно-угорского населения «Кузинские хутора» (IX-XII вв. н.э.), проживавшего в Поветлужье в эпоху средневековья. Об этом сообщает пресс-служба Главы Марий Эл.

Исторический памятник располагается к юго-западу от г. Шарья Шарьинского района Костромской области на коренной террасе левого берега ручья Кузинки. Название связано с кордоном, который находился на этом месте до 50-х годов XX века.

Он уникален тем, что оставлен двумя группами населения. Древнемарийские захоронения перекрываются другой группой, предположительно оставленной пермскими финно-уграми. На сегодняшний день это самый северный памятник раннесредневековой древнемарийской культуры.

Сведения о могильнике появились в 2013 году, тогда же сотрудники отдела археологии МарНИИЯЛИ провели исследовательские работы, так как могильник разрушался строениями кордона, а позднее распашкой и кладоискательскими вкопами.

В 2014 году экспедиция под руководством археолога института, доктора исторических наук Татьяны Никитиной проводила стационарные исследования памятника. В ходе археологических раскопок выявлены захоронения, совершенные по обряду кремации (трупосожжения), которые сопровождались разнообразным погребальным инвентарем: украшениями и элементами костюма, оружием, орудиями труда.

    - С 10 июля этого года при поддержке администрации Шарьинского района, г. Шарьи и Костромского объединенного музея работы на могильнике «Кузинские хутора» будут продолжены. Руководство процессом исследования осуществляют научные сотрудники отдела археологии МарНИИЯЛИ (руководитель отряда Александр Акилбаев), - рассказали в пресс-службе Главы республики.

По завершению экспедиции и анализа археологических материалов ученые-археологи Марийского научно-исследовательского института языка, литературы и истории им. В.М.Васильева опубликуют результаты археологических изысканий.

Источник: http://pg12.ru/news/30972

Т. Б. Никитина. Финно-угорсоке население Костромской области в начале II тыс. н. э.: новые материалы

Рис. 1. Планы могильника Кузинские хутора и раскопов на нем

Археологическое изучение Поветлужья имеет длительную историю: в конце XIX в. раскопки городищ В. И. Каменским, в 30-е г. XX в. разведки О. Н. Бадером. Основные исследования были проведены Марийской археологической экспедицией (МарАЭ) в 50-е гг. на заре ее создания и в 70-х гг. в низовьях Ветлуги в связи с подготовкой территории под затопление Чебоксарской ГЭС.

Но, к сожалению, до настоящего времени не проведено сплошного обследования территории. Средневековый период представлен в основном могильниками и немногочисленными разрозненными городищами, которые большинством исследователей отнесены к марийской культуре (О. Н. Бадер, А. Х. Халиков, Е. А . Х аликова, Г. А. Архипов, Т. Б. Никитина). В последние годы исследования средневековых древностей на р. Ветлуге МарАЭ возобновлены и получены новые интересные материалы. Открыто три ранее неизвестных могильника: Кузинские хутора в верховьях реки в Шарьинском районе Костромской области, Русенихинский в среднем течении в Воскресенском районе Нижегородской области и Выжумский в низовьях в Юринском районе Республики Марий Эл. Памятники относятся к одному хронологическому горизонту: IX – начало XII в., имеют сходный инвентарь, включая этномаркеры материальной культуры, но наблюдаются значительные отличия в погребальном обряде, показывающие сложность этнокультурных процессов в регионе в средневековый период.

Наиболее информативным памятником для изучения процессов, происходящих в верховьях р. Ветлуги в эпоху Средневековья, является могильник Кузинские хутора, расположенный в 7 км к юго-западу от южной окраины г. Шарья на коренной террасе левого берега речушки Кузинки, левого притока р. Ветлуги на месте урочища Кузинские хутора (рис. 1). К сожалению, памятник в течение многих лет разрушается кладоискателями.

Памятник открыт в 2013 г., в 2014 г. начаты стационарные раскопки. В настоящее время изучена площадь 88 м2, на которой располагалось 12 погребений.

Обряд захоронения представлен девятью погребениями с кремациями (пп. 1–8, 11), в одном погребении (п. 10) кости не сохранились, одно погребение отнесено к кремации условно (п. 9), одно разрушено (п. 12).

За исключением двух случаев (пп. 10, 11), контуры могильных ям были прослежены под слоем пахоты (раскоп 2) или под слоем подзола (раскоп 1), глубина заполнения от первоначально выявленных очертаний от 10 до 30 см. В пахоте обнаружено большое количество поясных накладок, фрагментов цепочек, бубенчики, колоколовидные пронизки и т. д. Значительная часть отдельных находок концентрировалась около выявленных погребений и, возможно, происходила из разрушенных верхних горизонтов этих погребений. Не исключено, что часть наиболее мелких могил могла быть разрушенной. Но число разрушенных захоронений не может быть большим, так как в пахоте и в слое на границе пахоты и светлого песка не обнаружено костей, за исключением очень редких единичных фрагментов, в частности, над разрушенным погр. 12.

Рис. 2. Могильник Кузинские хутора. Планы погребений.

А – погребение 2: 1 – нож; 2 – бубенчик; 3 – фрагмент железного котла; 4 – неопр. предмет; 5 – монета; 6 – фрагмент ремня; 7 – пронизки; 8 – обломки браслета; 9 – монета; 10 – фрагменты серег; 11 – наконечники стрел; 12 – бубенчик
а – первоначальные контуры; б – контуры на уровне дна; в – подзол; г – жженная кость; д – бурый песок с гумированными включениями; е – поздняя яма
Б – погребение 10: 1 – венчик; 2 – височные кольца; 3 – височные кольца; 4 – пронизки;
5 – наконечник дротика; 6 – наконечник копья; 7 – арочные подвески; 8 – браслеты; 9 – браслеты; 10 – перстень; 11 – ремень; 12 – фрагмент железного предмета; 13 – нож; 14 – фрагмент кошелька; 15 – цепочка; 16 – браслеты (3 шт.); 17 – нож

Обряд кремации представлен девятью погребениями (рис. 2А). Могильные ямы имели подпрямоугольную с округленными углами, близкую к овалу, форму, с пропорциями от 1:2,7 до 1:3,7. Могилы ориентированы по направлению СВ–ЮЗ – шесть погребений (пп. 1–4, 6, 7), СЗ–ЮВ – три погребения (пп. 5, 8, 11), одно разрушено (п. 12). В заполнении ям в беспорядке на различной глубине зафиксированы кальцинированные кости и вещи. Антропологическое исследование костей пока не завершено, но, судя по находками зубов и фаланг пальцев, не приходится сомневаться, что это остатки кремированных трупов. Возможно, что среди них есть и кости животных. Во всяком случае, на синхронном могильнике Черемисское кладбище, расположенном на расстоянии около 50 км вниз по течению р. Ветлуги, в погребениях с кремированными костями человека идентифицированы кости животных (Никитина, 2012. С. 76–77).

Заполнение ям слабогумированное с включениями угля, иногда очень крупных кусков, и небольшого количества золы. Кости различной величины и степени кремации (от белой до темно-серой окраски), чистые. Вероятно, жженные кости были выбраны с погребального костра достаточно тщательно и очищены от пепла. Общая масса костей в каждом погребении невелика: от 12 до 364 гр.

В погр. 9 обнаружено всего три косточки в верхнем слое. Возможно, это результат случайного попадания из пахоты, поэтому погребение к трупосожжениям отнесено условно.

Сопровождающий инвентарь представлен разрозненными украшениями и бытовыми предметами. В основной массе вещи следов огня не имеют.

Но в погр. 11 среди обожженных костей был найден фрагмент кальцинированной копоушки, а на кресале и ноже из погр. 5 – прилипшие кремированные кости, образующие с железом единый конгломерат. Вероятно, эти вещи вместе с погребенными находились на костре. Многие предметы поломаны или представлены небольшими обломками. Большинство из них обнаружены на разных глубинах без определенной системы; вероятно, были брошены в засыпь в процессе засыпания могильной ямы.

В погр. 10 способ захоронения не определен (рис. 2Б). В данном случае возможна несохранившаяся ингумация (мы ничего не знаем о состоянии некальцинированных костей на этой территории) или кенотаф. Контуры могильной ямы сверху незаметны, могильное заполнение сохранилось лишь на уровне фиксации вещей, которые обнаружены под погребениями 5 и 8. Все предметы располагались на одном уровне. Украшения лежали в порядке ношения при жизни и представлены всеми категориями костюма, закрыты кожей и берестой; под ними зафиксированы фрагменты хорошо вытесанной доски, которая использовалась в качестве подстилки. Украшения, орудия труда и оружие представлены целыми предметами. Рядом с украшениями обнаружены фрагменты ткани и меха от одежды. Сохранились фрагменты головного венчика и ремень, опоясывающий шерстяной кафтан. По расположению украшений очевидно, что погребенный (или предполагаемый погребенный) имел ориентировку головой на СВ. Со стороны предполагаемых ног обнаружен комплекс вещей, состоящий из трех браслетов, одного перстня, пронизок, завернутых в мех.

Этот комплекс связан с погребением условно, так как контуры не фиксировались. Вполне возможно, что это самостоятельный жертвенный комплекс в межмогильном пространстве, которые в большом количестве известны на марийских средневековых могильниках Ветлужско-Вятского междуречья (Никитина, Ефремова, 2012).

Интересен обряд захоронения погр. 9. Целые украшения, разложенные на дне на подстилке из дерева, сверху закрыты кожей, мехом и берестой. Порядок украшений в целом соответствует их месту в костюме и позволяет предположить ориентировку погребения на ЮЮВ. По основным характеристикам данный обряд аналогичен вышеописанному погр. 10. Часть вещей представлена фрагментами и лежала в засыпи у западной стенки. В верхнем слое на уровне фиксации контуров были найдены 3 жженные косточки, которые могли быть случайными (см. выше). По составу инвентаря и дате погр. 9 также близко к погр. 10 и относится к наиболее ранним комплексам.

В погребениях обнаружены украшения, бытовые вещи, оружие, фрагменты железных предметов, назначение которых установить очень трудно.

Рис. 3. Находки из могильника Кузинские хутора.

1, 8, 11, 12 – погребение 10; 2, 3 – погребение 7; 4–6 – погребение 11; 7 – погребение 9;
9 – кладоискательская яма; 10 – погребение 5 1–9, 11, 12 – цветной металл; 10 – железо, цветной металл

Украшения головы в погр. 10 представлены головным венчиком из бересты размером 2,5 × 25 см. На поверхности бересты сохранились следы тлена от оловянистых накладок квадратной формы. Аналогичные венчики известны по полевым зарисовкам Е. А. Халиковой в погр. 3, 4 марийского Веселовского могильника (Никитина, 2012. Рис. 10, 14). Поверх венчика одевалась металлическая цепочка, а с обеих сторон к цепочке крепились по два височных браслетообразных кольца с одним отогнутым концом, оформленным утолщением (рис. 3, 8).

Данный тип височных колец и весь убор идентичен головным уборам, неоднократно реконструированным по марийским могильникам IX–XI вв. Ветлужско-Вятского междуречья (Там же. Рис. 14, 1; 162, 13; Архипов, 1973. С. 129). Височные кольца такого типа обнаружены также в погр. 9. Фрагменты цепочек встречались достаточно часто, но их невозможно однозначно связать с конкретным украшением; это могли быть части головных, нагрудных или обувных украшений. В погр. 7 принадлежность цепочки с дополнительными привесками к головным украшениям не вызывает сомнения (рис. 3, 2, 3).

Серьги-кольца обнаружены в трех погребениях, имели калачевидную – 3 экз. (пп. 2 и 5) и треугольную с петлями в нижней части (находка над п. 4) формы.

Рис. 4. Находки из могильника Кузинские хутора

1, 3, 6, 7, 12, 14, 17, 20 – находки в пахоте; 2, 9–11, 15 – погребение 6; 4, 5 – погребение 11; 8, 16, 22, 24 – погребение 10; 13 – погребение 2; 18 – погребение 9; 23 – погребение 7
1–7, 9–12, 14, 17, 18, 20, 23 – цветной металл; 8, 13, 15, 19, 21, 22 – цветной металл, кожа; 16, 24 – железо

Значительный интерес представляют арочные шумящие украшения (пп. 9, 10), которые носились парно. В погр. 9 арочная основа украшений представляет собой сплошную пластину, покрытую тонким слоем серебряной (?) фольги с чеканным узором (рис. 3, 7), в погр. 10 арочные подвески имеют прорезную в форме ростка основу (рис. 4, 8). Оба типа подвесок известны также среди материалов одновременных марийских могильников (пп. 5, 15 Веселовского; 71, 79 Д убовского; 17, 25, жертвенный комплекс 10 Нижней стрелки). Арочные подвески с декорированием фольги являются особенностью некрополей Ветлужско-Вятского междуречья и на других территориях встречаются редко; на это обратил внимание еще Г. А. Архипов (Архипов, 1973. С. 28). Подвески второго типа в большей степени характерны для Пермского Предуралья (Белавин и др., 2009. С. 209, 210. Рис. 67), встречаются в Верхнем Прикамье (Голдина, Кананин, 1989. С. 66. Рис. 51), Южном Урале (Мажитов, 1977. Табл. I, 193, 196).

Единичным экземпляром представлена треугольная подвеска из спаянных витых и гладких проволочек с шаровидными привесками (погр. 1) (рис. 5, 1).

Подобные украшения известны на широкой территории Волго-Окского междуречья. Размеры изделия 4 × 4 см. Аналогичные подвески Л. А. Голубевой включены в третий тип, а в свое время А. С. Уваровым и Е. И. Горюновой этот тип был назван «мерянским» (Голубева, 1982. С. 116–117).

Украшения рук представлены браслетами и кольцами. Среди браслетов преобладают граненые с кружковым орнаментом – 10 экз. (пп. 5, 10) (рис. 3, 11, 12).

Три плоских браслета с расширяющимися концами имеют орнамент: на двух кружковый (п. 7, отд. находки), на одном – «волчий зуб» (п. 1) (рис. 5, 2). Орнамент «волчий зуб» зафиксирован еще на одном фрагменте браслета, обнаруженном в пахоте вместе с фрагментом пластинчатого браслета с отогнутым концом.

Перстни относятся к щитковидным усатым (6 экз. – пп. 4, 9, 10, отд. нах.) (рис. 3, 1) и с завязанными концами (п. 7 – 1 экз.).

В двух погребениях обнаружены очковидные подвески без привесок (п. 5 – 2 экз.) и с лапчатыми привесками (п. 11 – 3 экз.). В погр. 11 обе подвески были соединены цепочкой и являлись деталью одного украшения, которое использовалось для декорирования обуви (рис. 3, 4–6). Реконструкция обуви с использованием аналогичных украшений неоднократно производилась на материалах марийских могильников Поветлужья (Никитина, 2012. Рис. 15, 297). Детали поясной гарнитуры (рис. 4, 1–7, 9–15, 17–23) из раскопок представлены накладками (29 экз.), наконечниками ремней (4 экз.), пряжками (7 экз.).

46 накладок, 5 наконечников и 6 пряжек сданы «поисковиками металлолома» в Костромской музей-заповедник. Большинство предметов найдено в пахоте. Небольшие фрагменты кожаных поясов с накладками обнаружены в погр. 2, 4, 5. Несмотря на плохую сохранность накладок (они не введены в подсчет), по материалам погр. 10 возможно реконструировать полный поясной набор и способ его ношения.

Датировка памятника произведена по инвентарю, который свидетельствует, что не все захоронения одновременны. Наиболее ранний облик имеет погр. 10.

Арочные подвески с изображением стилизованного ростка являются распространенным типом в Пермском Предуралье в IX–XI вв. (Оборин, 1970. С. 21; Крыласова, 2001. С. 66). Арочные подвески с прорезной основой характерны для урьинской стадии ломоватовской культуры VIII–IX вв. (Голдина, 1985. С. 131–133. Рис. 70, 17) и мыдланьшайской стадии поломской культуры этого же периода (Голдина, 1999. Рис. 177, 15), известны на марийском могильнике.

Нижняя стрелка в жертвенном комплексе 13, датированном рубежом IX–X вв. К украшению из погр. 10 могильника Кузинские хутора подвешена бронзовая копоушка (рис. 4, 8а). Такие украшения имеют аналогии в погр. 254 мыдланьшайского этапа Варнинского могильника VIII – первой половины IX в.

(Семенов, 1980), обнаружены также в погр. 25 на марийском могильнике Нижняя стрелка, которое является наиболее ранним и датируется IX в. Рассматриваемое погр. 10 было перекрыто погр. 5, в котором обнаружено биметаллическое кресало с рукоятью в виде изображений двух всадников, скачущих в противоположные стороны (рис. 3, 10). Изделие относится к стандартным типам, известным в западной археологии и отнесенным к началу X в. в соответствии с датой монет, обнаруженных совместно с кресалами в погр. 90 и 348 Луистари (Крыласова, 2007. С. 172; Лехтосало-Хиландер, 1979). Таким образом, погр. 10 могильника Кузинские хутора мы можем отнести к рубежу IX–X вв.

Рис. 5. Находки из могильника Кузинские хутора

1–12 – погребение 1; 13 – находки в пахоте; 14, 15 – погребение 4
1–6, 9–11 – цветной металл; 5–8 – железо; 12–15 – керамика

Наиболее позднюю дату имеет погр. 1 (рис. 5, 1–12). В погребении обнаружен пластинчатый браслет с расширенными концами, украшенный орнаментом «волчий зуб». Пластинчатые разомкнутые узкие браслеты с расширенными концами получили распространение в XI–XII вв. в Ярославском Поволжье (Левашова, 1967а. С. 237), известны в Костромских курганах (Леонтьев, 1984. С. 188), во второй половине XI в. на Кубенском озере (Макаров, 1997. С. 342. Табл. 130, 10; Зайцева, 2008. С. 118). Обнаруженный браслет наиболее близок фрагменту изделия из древнерусского слоя Изборска (Седов, 2007. Рис. 377, 3).

К этому же периоду относится распространение орнамента в технике «волчий зуб» (Седова, 1981. С. 115). Треугольная подвеска из спаянных витых и гладких проволочек имеет шаровидные привески. Подвески крупных размеров, подобно нашей, Л. А. Голубева относит к более поздним образцам X–XI вв. Наличие шаровидных бубенчиков с щелевидной прорезью – достаточно поздний признак (Голубева, 1982. С. 116–117), по которому изделие возможно датировать не ранее середины XI в.

Среди подъемного материала обнаружены фрагменты проволочного серебряного височного кольца или браслета с завязанными концами. Браслетообразные завязанные височные кольца кривичского типа встречаются, как правило, в погребениях XI−XII вв. (Левашова, 1967б. С. 16; Комаров, 2002). Витые завязанные браслеты по материалам древнерусских памятников датируются с Х по начало XII в. (Левашова, 1967а. С. 219; Жилина, 2014. С. 163), на северных окраинах Руси обнаружены в погребениях XI в. могильника Нефедьево (Макаров, 1997. С. 120, 125, 126), второй – третьей четверти XI в. Мининского археологического комплекса (Зайцева, 2008. С. 117–118). Аналогичные изделия нередки в памятниках Марийского Поволжья конца XI – XII в. (Никитина, 2002. Рис. 68Б, 22; 76А, 13; 76Б, 4).

Таким образом, полученный вещевой материал относится к периоду с IX по XI вв. Эта дата подтверждается находками монет. В погр. 6 монета чеканена 987 г. и трижды пробита1.

Наиболее сложной проблемой является определение этнокультурной принадлежности могильника. Среди материалов присутствует ряд вещей, которые признаны этномаркерами марийской средневековой культуры. В двух погребениях обнаружены браслетообразные височные кольца с одним отогнутым концом (пп. 9, 10), бронзовые цепочки с привесками в форме бубенчиков, которые обычно использовались в качестве головных (пп. 7, 10), очковидные подвески, соединенные цепочкой, служившие украшением носка обуви (п. 11). Древнемарийские вещи связаны с конкретными погребениями (пп. 9, 10, 11), располагаются компактно и образуют комплексы, характерные для населения Ветлужско-Вятского междуречья, как по взаимовстречаемости, так и по местоположению в погребении.

Среди находок, обнаруженных на территории памятника «поисковиками металлолома» и сданных ими в Шарьинский краеведческий музей, имеются трапециевидные подвески с шумящими привесками, выполненные в наборной технике (рис. 3, 9), которые также считаются этномаркерами марийской культуры.

Следует отметить, что в составе находок обнаружены три разновидности таких подвесок, различных по деталям оформления и размерам, что свидетельствует о том, что их находки не случайны, а происходят, предположительно, из трех погребений. Многие вещи: калачевидные и треугольные кольца-серьги, усатые перстни, граненые браслеты и различные типы накладок, обнаруженные на могильнике Кузинские хутора – также имеют многочисленные аналогии в синхронных марийских могильниках Ветлужско-Вятского междуречья.

Арочные подвески, традиционно связанные с Прикамьем, являются достаточно частой находкой и в марийских могильниках Ветлужско-Вятского междуречья и Поволжья и находятся в костюмном комплексе совместно с этномаркирующими украшениями. Вероятно, марийские земли являлись территорией их самостоятельного существования.
Наряду с типичными для марийских древностей Ветлужско-Вятского междуречья изделиями, обнаружены вещи пермского облика.

Значительный интерес представляет керамика, которая обнаружена в трех погребениях (пп. 1, 4, 9) и в пахоте. К сожалению, керамика представлена преимущественно фрагментами. Все сосуды разнотипны и изготовлены из разных формовочных масс. Сосуд из погр. 1 горшковидной формы изготовлен из глины с примесью шамота, поверхность достаточно ровная без орнамента (рис. 5, 12).

Сосуд в погр. 4 горшковидной формы изготовлен из глины с примесью шамота. Кроме того, в составе глины зафиксирована естественная примесь песка и кварца, поэтому поверхность шероховатая2. На поверхности слабый орнамент из зубчатого штампа (рис. 5, 14, 15). В погр. 9 обнаружены фрагменты неорнаментированного сосуда из глины с примесью раковины. Из такого же теста изготовлены 2 фрагмента керамики, обнаруженные в пахоте и имеющие на поверхности оттиски штампа (рис. 5, 13). Сосуд из погр. 1 наследует волжско-финской керамической традиции, а керамика из погр. 4, 9 и подьемного материала имеет аналогии среди посуды Камско-Вычегодского края (Савельева, 1987. С. 64.

Рис. 23, 1, 8; Макаров, 1985. С. 87). Но при этом сосуд из погр. 4 имеет плоское дно и основную примесь в тесте шамот, что также сближает его с волжско-финскими гончарными традициями.

Особый интерес представляет фрагмент литой пряжки с изображением головы медведя в жертвенной позе (рис. 4, 3). Пряжки с изображением медведя большинство исследователей относят к диагностирующим угорским признакам (Могильников, 1985. С. 94) и, учитывая их важное семантическое значение, считают, что такие изделия не могли быть предметом обмена, а только связаны с расселением носителей. Подобные изделия имеют широкое распространение на Урале, в Сибири и Пермском Предуралье (Белавин и др., 2009. С. 184, 185).

Одна пряжка обнаружена в могильнике Шойнаты II на средней Вычегде (Королев, 2013. С. 21. Рис. 28, 5).

Обряд кремации вновь изученного памятника значительно отличается от обряда трупосожжения известных марийских могильников Поветлужья. Вопервых, ни на одном изученном марийском могильнике кремация не является преобладающим способом захоронения; на Дубовском она составляет 25 %, а на Р усенихинском все захоронения совершены по обряду ингумации. Достаточно высокий процент обряда кремации на могильнике Черемисское кладбище (до 50 %), наиболее близко расположенном к вновь открытому памятнику.

Марийские средневековые захоронения с кремацией имеют достаточно устойчивые признаки: могильные ямы вытянуто-овальных или прямоугольных очертаний ориентированы таким же образом, что и захоронения с ингумацией. Кальцинированные кости, представленные значительным количеством, и вещи помещены на дно могилы. Вещи, в основном целые, занимают местоположение, аналогичное для погребений с ингумацией. Особой индивидуальностью отличаются погребения, в которых сожженные кости представлены значительным скоплением, завернуты в ткань и меховой кафтан, сверху перевязанный ремнем, а украшения разложены в порядке ношения их при жизни (Никитина, 2012. С. 76–79).

Обряд кремации на могильнике Кузинские хутора имеет определенное сходство с вытянутыми погребениями (к сожалению, их количество слишком мало, чтобы делать выводы) на могильнике Большое Молочное в Костромском Поволжье: минимальное количество костей, вещевой инвентарь представлен разрозненными разнохарактерными вещами, часто поломанными или поврежденными; беспорядочное разноуровневое залегание костей и инвентаря (Леонтьев, 1996. С. 259, 263–266). Но более значительное сходство обнаруженные на могильнике Кузинские хутора трупосожжения имеют с одной группой погребений вымских и вычегодских могильников (Савельева, 1971. С. 45–47; 1987. С. 16–22; Королев, 2013. С. 24–25) и памятников средневекового населения Верховьев Камы (Голдина, Кананин, 1989). В этих районах кремация содержится в вытянуто-овальных или прямоугольных могильных ямах; немногочисленные кости и поломанные вещи располагались бессистемно, преимущественно в засыпи; встречаются немногочисленные случаи нахождения их на дне. Указанные памятники связаны с происхождением народа коми: вымские и вычегодские – с коми-зырянами, верхнекамские – с коми-пермяками. У населения Верхней Камы обряд трупосожжения в большей степени характерен для ломоватовского и раннеродановского времени, а затем наблюдается его затухание.

Погребения с сожжением на могильнике Кузинские хутора датируются не ранее XI в., когда у населения в Верховье Камы наблюдается затухание этого обряда. Погребальный обряд вымской культуры этого периода характеризуется усилением роли кремации.

На сходство материалов из средневековых могильников марийской и вымской культур исследователи обращали внимание неоднократно. Г. А. Архипов считал общие параллели незначительными (Архипов, 1973. С. 88) и отметил в марийскихмогильниках лишь несколько вещей, аналогичных предметам из Кичилькосского вымского могильника. Внимательнее к этому вопросу отнеслась Э. А . Савельева, обозначив более широкий круг параллелей в вещевых комплексах и даже сходство отдельных элементов в погребальном обряде трупоположения двух культур (Савельева, 1971. С. 175). Вероятно, погребения с сожжением на могильнике Кузинские хутора также следует связать с населением, близкородственным предкам коми (в большей степени населению вымской культуры).

Данные топонимики содержат многочисленные подтверждения непосредственного соседства предков коми и марийцев (Галкин, 1965. С. 33; Серебренников, 1957; 1967; Матвеев, 1964. С. 83).

Сделанные наблюдения имеют, безусловно, предварительный характер и высказаны в порядке постановки проблемы. Очевидная уникальность памятника Кузинские хутора подчеркивает необходимость сплошного археологического исследования верхнего течения р. Ветлуги.

Литература

1 - Архипов Г. А., 1973. Марийцы IХ–ХI вв. К вопросу о происхождении народа. Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство. 197 с.
2 - Белавин А. М., Иванов В. А., Крыласова Н. Б., 2009. Угры Предуралья в древности и средние века. Уфа: Издательский дом БГПУ . 285 с.
3 - Галкин И. С., 1965. К вопросу о пермской топонимике на территории Марийской АССР // Всесоюзная конференция по финно-угроведению (тезисы докладов и сообщений), июнь 1965 г. Сыктывкар: Коми кн. изд-во. С. 32–34.
4 - Голдина Р. Д., 1985. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1985. 280 с.
5 - Голдина Р. Д., 1999. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск: Удмуртский университет. 463 с.
6 - Голдина Р. Д., Кананин В. А., 1989. Средневековые памятники верховьев р. Камы. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та. 216 с.
7 - Голубева Л. А., 1982. К истории треугольной подвески // Средневековые памятники бассейна р. Ч епцы / Отв. ред. М. Г. Иванова. Ижевск: УдмНИИ . С. 110–124.
8 - Жилина Н. В., 2014. Древнерусские клады IX–XIII вв. Классификация, стилистика и хронология украшений. М.: Либроком. 400 с.
9 - Зайцева И. Е., 2008. Изделия из цветных металлов и серебра // Археология севернорусской деревни X–XIII веков / Отв. ред. Н. А. Макаров. Т. 2: Средневековые поселения и могильники на Кубенском озере. М.: Наука. С. 57–141.
10 - Комаров К. И., 2002. Раскопки курганного могильника у д. Плешково Тверской области // Археологические статьи и материалы: Сб. участников Великой Отечественной войны. Тула: Гриф и К. С. 141–189.
11 - Королев К. С., 2013. Предки коми-зырян на Средней Вычегде (XI–XIV вв.) / Отв. ред. Э. 12 - А. Савельева. Сыктывкар: Коми науч. центр УрОРАН . 89 с.
13 - Крыласова Н. Б., 2001. История прикамского костюма. Костюм средневекового населения Пермского Предуралья. Пермь: ПГПУ . 260 с.
14 - Крыласова Н. Б., 2007. Археология повседневности: материальная культура средневекового Предуралья. Пермь: ПГПУ . 350 с.
15 - Левашова В. П., 1967а. Браслеты // Очерки по истории русской деревни Х–XIII вв. / Ред. Б. А. Рыбаков. М.: Советская Россия. С. 207–252. (Труды ГИМ ; т. 43.)
16 - Левашова В. П., 1967б. Височные кольца // Очерки по истории русской деревни Х–ХШ вв. / Ред. Б. А. Рыбаков. М.: Советская Россия. С. 7–54. (Труды ГИМ .; т. 43.)
17 - Леонтьев А. Е., 1984. Новые данные о костромских курганах // СА. № 4. С. 176–196.
18 - Леонтьев А. Е., 1996. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М.: Геоэко.338 с.
19 - Лехтосало-Хиландер П.-Л., 1979. Связи западных финнов с восточной Европой в эпоху викингов // Финно-угры и славяне: доклады первого советско-финляндского симпозиума по вопросам археологии, 15–17 ноября 1976 года / Отв. ред. Б. А. Рыбаков. Л.: Наука. С. 81–92.
20 - Мажитов Н. А., 1977. Южный Урал в VII–XIV вв. М.: Наука. 239 с.
21 - Макаров Н. А., 1985. Орнаментика белозерской лепной керамики X–XI вв. // СА. № 2. С. 79–100.
21 - Макаров Н. А., 1997. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI−XIII веках: по материалам археологических памятников на волоках Белозерья и Поонежья. М.: Скрипторий. 368 с., ил.
22 - Матвеев А. К., 1964. Субстратная топонимика Русского севера // Вопросы языкознания. № 2. С. 64–83.
23 - Могильников В. А., 1985. Предметы изобразительного искусства обских угров и вопрос этнической интерпретации керамики вожпайского типа // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: Изд-во ТГУ. С. 91–95.
24 - Никитина Т. Б., 2002. Марийцы в эпоху Средневековья (по археологическим материалам). Йошкар-Ола: МарНИИ . 432 с.
25 - Никитина Т. Б., 2012. Погребальные памятники IX–XI вв. Ветлужско-Вятского междуречья. Казань: МарНИИЯ ЛИ. 408 с. (Археология Евразийских степей; вып. 14.)
26 - Никитина Т. Б., Ефремова Д. Ю., 2012. Отражение культа предков марийцев в погребальном обряде могильников Ветлужско-Вятского междуречья IX–XI вв. // Stratum plus. № 5: Другая Русь.
27 - Чудь, меря и инии языци. Кишинев: Высшая антропологическая школа. С. 179–194.
28 - Оборин В. А., 1970. Этнические особенности средневековых памятников Верхнего Прикамья // ВАУ . Вып. 9. Свердловск: УрГУ. С. 3–29.
29 - Савельева Э. А., 1971. Пермь Вычегодская: к вопросу о происхождении народа коми / Отв. ред. А. П . Смирнов. М.: Наука. 222 с.
30 - Савельева Э. А., 1987. Вымские могильники XI–XIV вв. Л.: ЛГУ. 200 с.
31 - Седов В. В., 2007. Изборск в раннем Средневековье. М.: Наука. 413 с.
32 - Седова М. В., 1981. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (Х–XV вв.). М.: Наука. 196 с.
33 - Семенов В. А., 1980. Варнинский могильник // Новый памятник поломской культуры / Науч. ред.
34 - В. Ф. Генинг. Ижевск: УдмНИИ . С. 5–135.
35 - Серебренников Б. А., 1957. О некоторых косвенных данных, свидетельствующих о древних юго-западных границах расселения народа коми // Записки УдмНИИ . Вып. 18. Ижевск: Удмуртский НИИ истории, экономики, литературы и языка. С. 141–144.
36 - Серебренников В. А., 1967. Происхождение марийского народа по данным языка // Происхождение марийского народа: материалы научной сессии, проведенной Марийским научно-исследовательским институтом языка, литературы и истории. Йошкар-Ола: Марийское книжное изд-во.

Автор: Т. Б. Никитина
Источник: Краткие сообщения Института археологии РАН. Выпуск 240. М. 2015.

T. B. Nikitina. Population of the Upper Vetluga Region in the Early 2nd mill. AD: New Materials

Abstract. Presently the sites in the Vetluga region dating to the Middle Ages are attributed to the Mari culture. In recent years three previously unknown cemeteries have been uncovered by the Mari Archaeological Expedition in the Vetluga valley, i. e. the Kuzinskiye khutora cemetery in the upper basin of the river, the Rusenikha cemetery in the middle basin of the river, and the Vyzhum cemetery in its lower basin. The sites are dated to the same chronological horizon, i. e. the 9th–11th centuries, and contain stylistically similar burial offerings, though the burial rites have substantial differences, reflecting complexity of ethnocultural process that unfolded in the region. The paper is devoted to the publication of artifacts from the Kuzinskiye khutora cemetery. Based on the results of the first excavations, preliminary conclusions on the site ethnocultural attribution have been derived: a) the site was used and left behind by communities pertaining to different ethnocultural groups; b) most of the earliest graves contain jewelry marking the attribution to the Mari culture; c) cremation burials reveal traditions of the Perm population, which was Komi ancestors.

Keywords: Vetluga region, Middle Ages, Mari culture, Merya population, Upper Kama
region, Vym culture, burial rite, cremation.