В ходе своих топонимический изысканий дошел до нанесения на карту названий административных районов Галич-Мерьского княжества и в последующем (после захвата Галича-Мерьского Москвой) Костромского уезда В.К. Московского.

Нарисовалась очень занятная картина. К югу и северо-западу от Галича-Мерьского находились две волости - Чюдцкая с центром Троица-Чудцы (ныне Галичский район) и Чудцовская волость с ценром Николо-Чудца (ныне Буйский район).

— Этноим чудь.

По мнению академика Матвеева по отношению к мере в топонимике русскими часто использовался широко распространенный внешний этноним «чудь». Наподобие часто упоминаемого в работах о мере Чудского Конца в Ростове обычно связываемого с мерянами. Этнонимы этого типа многократно зафиксированы на территории ИМЗ (исторической мерянской земли), ср. Чудинка, н. п. (Моск), Чудинки, местн. (Яр), Чудская, н. п. (Влад), Чудской Закоулок, пуст. (Яр), Чудь, н. п. (Иван, дважды), Чудь, н. п. (Нижег) и др.; в Костромском крае – Чудская волость, Чудь, н. п. (трижды), Чудцы, н. п. (дважды) и др. Поэтому Матвеев считал естественным связывать названия такого рода с летописной мерей.

Интересно, что по историческим свидетельствам, приводимым исследователем церковной истории В.А. Самаряновым (1876), "обитатели Чудской волости, расположенной к северу от Галича (Николо-Чудца), в XIV в. говорили "по-чудски" (Археология 1997, с.195).

— Чудская идентификация

Местные жители называют себя чудца белоглазая, под таким же именем известны и в соседнем с.Курилово (Ферапонт) – т.е. в отношении к ним актуализируется формула, традиционно относимая к легендарной чуди. Чудская легенда функционирует в данном случае фактически как один из символов идентичности местных жителей. Это не позволяет совсем обойти этноисторическую тему.

Самоназванию "чудца" может быть дано объяснение. Это может быть обрусевшая группа автохтонного населения, известного пришедшим сюда христианам под именем "чудь". В пользу такой версии говорит и уменьшительная форма, характерная для экзонимов, и отсутствие легенд о столкновениях предков нынешних жителей с чудью, и вполне повседневная идентификация с нею, характерная, по наблюдениям В.В. Пименова, для вепсов.

— Чудь Троицкая и Чудь Никольская.

Исследовательница чудцы Т.Б. Щепанская в своей раоте "Чудца: параметры уникальности" писала, что нельзя исключать связи между обоими "чудцовскими" приходами Троица-Чудцы и Николо-Чудца. По воспоминаниям жителей северной чудцы (т.е. с. Дьяконово), одним из мест, куда они ходили по обету на богомолье, было с.Сумароково, примерно в 70 км к югу (по прямой) от Николо-Чудцы, на водоразделе рек Письма, Шача и Тебза; примерно в 35 км отсюда, между верховьями Тебзы и истоком р.Кусь, находился приход Троица-Чудцы. Путь от него до Сумароково укладывается в продолжительность светового дня (вдвое ближе, чем от Николо-Чудцы), так что жители обоих "чудских" приходов вполне могли встречаться там, приходя на богомолье.

— Чудь и волость Шачебал.

Между тем, Сумароково, а точнее село Теляково, как оно называлось до 1646 года было одним из центров волости Шачебал. Сам, по-видимому, антропотопоним происходит от имени Теляк. Сродни марийским именам Теля, Телай, Телей м. др.-мар.: теле зима, зимний. Вар. Тели. Коз. у. д. Тогашева, 1717; дд. Б. Шӱдермар, Цанибеково, 1747. (Черных).

Впервые волость Шачебал упомянута в XV веке когда "галичский князь Юрий Димитриевич Шачебал и Ликургу (соседняя волость по реке Вёкса) уступил брату своему князю Петру Димитриевичу, а он брату же своему Константину Димитриевичу". Юрий Дмитриевич это Звенигородский и Галицкий князь, третий сын Дмитрия Донского, Великий князь Московский в 1433-1434 гг. (годы жизни 1374-1434). Стало быть и волость Шачебал, как административная единица, появилась как минимум не позднее конца XIV века, как и соседняя Чудская волость (Николо-Чудца). И в деревнях Шачебала тоже в XIV-XV веках вполне могли говорить по мерянски.

— Память территории.

На материале наблюдений в разных районах русского Севера и Поволжья (Пинега, Северная Двина, Кировская обл.) Т.Б. Щепанская замечала, что по обету на богомолье часто ходят в места исхода, в прежние места обитания, что позволяет говорить о своеобразной "памяти территории" (Щепанская 1995) (Между прочим распространенная практика у марийцев. Можно вспомнить моления на горе Чумбылат куда уже несколько веков приходят марийцы). Трудно сказать, насколько эта гипотеза применима к рассматриваемому случаю, но, во всяком случае, он ей не противоречит.

По свидетельствам конца XIX ст., жители севера Костромской губ. ходили по обетам также в Александро-Свирский монастырь (более 450 км от Николо-Чудцы). Идя в другие монастыри – на Соловки или Валаам, – они также обязательно останавливались в Александро-Свирском монастыре, причем время похода специально подгадывали к празднику его главной иконы св.Троицы. По обычаю, богомольцы оставались в этой обители до тех пор, пока мощи св.прп.Александра Свирской обители чудотворца после празднования Троицына дня не перенесут из Троицкого собора в место их постоянного пребывания, и только после этого отправлялись дальше (АРЭМ, д.627, л.6). Нам важно отметить, что именно Александро-Свирский монастырь был узловой точкой, от которой расходились другие дороги. Он был основан (датой основания считается 1484 г.) в землях Обонежского ряда, в те времена и по сей день населенных вепсами.

В этом контексте любопытно, что у костромской чудцы поминальными днями были не только 3, 9 и 40, как у русских, но и 20-й день после смерти человека, так же, как у вепсов Ленинградской области. Сходна с вепсскими и планировка большинства чудцовских поселений (беспорядочная) и жилищ (с печью, расположенной в центре жилой избы).

— Автохтонность и оседлость.

Чудца имеет репутацию автохтонной группы-прародительницы, живущей на данной территории дольше других, выделяющейся среди соседей своей подчеркнутой оседлостью.

Ей приписывается некоторый избыток женского населения и роль источника (поставщика) женщин в традиционной системе брачных связей. В сюжетной схеме севернорусских преданий о заселении края эта роль обычно принадлежит автохтонной группе по отношению к более поздним пришельцам.

В целом по Солигаличскому уезду в это время были чрезвычайно распространены отхожие промыслы. Большая часть мужчин уходила на заработки, дома оставались почти одни женщины, так что Д.Н. Жбанков назвал статистико-этнографический очерк Солигаличского уезда "Бабья сторона" (1891).

На этом фоне, по его сведениям, резко выделялась Чудцовская волость, крестьяне которой "ходят на сторону крайне мало: 9 по годовым паспортам и 11 по полугодовым, что составляет менее 1% всего мужского населения" (Жбанков 1891, с.21 – 22). Общее население Чудцовской волости, по данным волостного правления, в 1907 году составляло 5714 душ обоего пола (Список, 1913). При этом ежегодный отъезд почти всего мужского населения на вырубку леса и вывоз его на полой (т.е. затопляемый весенним половодьем берег), к местам сплава, расценивался не как поездка, а как промысел на своей собственной территории, которая, очевидно, понималась весьма широко. Такое представление просматривается и в словах нынешних жителей о том, что раньше "все это место", вплоть до самого Чухломского озера, было "наше", всюду жила чудца, а само озеро называлось Чудским.

Цитируется по Т.Б. Щепанская. Чудца: параметры уникальности// Аспекты уникального в этнокультурной истории и народной традиции. СПб.: МАЭ РАН, 2004. С.347 – 385

Фото: жители деревень бывшей Чудцовской волости (Николо-Чудца)

Андрей Мерянин. 2021.