В марте 2015 года в издательстве «Бегемот» вышел роман Ильдара Абузярова «Финское солнце». Все действие книги разворачивается в «одном доме» в Нижнем Хуторе, читай Нижнем Новгороде. Все герои романа носят говорящие финские имена. Попытались разобраться, откуда у писателя возникли такие аналогии и какой дом в Нижнем Новгороде стал прототипом места действия.
Немного «Финского солнца». И немного истории
— Ильдар, для начала выясним, почему Нижний Хутор?
— Все очень просто. Я всегда считал Нижний Новгород этаким обособленным местом. Вещью в себе, шкатулкой со вторым дном. Это потому что город возник на месте Абрамова городища (или Ибрагимова городка) — возможно укрепленного финно-угорского форпоста Волжской Булгарии. Вот я и подумал: чтобы объяснить особый менталитет нижегородцев и создать мифологию города, нужно дать жителям финно-угорские имена. А сам город на финский манер назвать Нижний Хутор, по аналогии с выселком Новгорода Великого или Верхнего.
Вокруг Нижнего жили финно-угорские племена — мари, меря, мурома, мордва-терюхане и прочая мордва (эрзя и мокша). И сам Нижний был географическим центром этих племен. Все топонимы и гидронимы в округе остались финно-угорскими. Кстово, к примеру, от слова «кста» (ягода), оттуда же Костомукша. Поэтому Нижний для меня — это исторический центр финно-угорского мира со своим культурным кодом и геном. И потому я всех в романе назвал финскими именами. Я пытался с помощью романа создать миф о Нижнем Новгороде. Подчеркнуть его особенность и неповторимость.
— Интересно. Неужели у нижегородцев так много общего с финнами?
— Мне кажется, много. Недавно я читал доклад по генетическим исследованиям. Авторы доказывают, что вообще жители севера России по геному ближе к финнам, чем к славянам. Что уж говорить про нижегородцев, которых просто окружают финские гидронимы (Мещера, Мокша) и топонимы (Кстово, Арзамас). И это не говоря про наш менталитет и наше мироощущение.
Признаться, я писал роман в Финляндии. В местечке недалеко от города со смешным названием Усикаупонки. Так вот этот город переводится как Новый город. И проживая в тех местах, выезжая в бары в Мюнъямяки, Кустаа и Турку, я понимал, как много общего у нижегородцев с финнами. Однажды в библиотеке Мюньямяки я прочитал, что Финляндия лидирует по числу самоубийц в мире. Это связано как с менталитетом финно-угров, так и с климатом страны озер. Мол, малое количество солнечных дней способствует депрессивному настроению финнов. И чтобы бороться с этой проблемой, многие общественные помещения, например, библиотеки, оснащены ярким искусственным освещением, призванным заменить солнце.
Тогда в голове у меня родился образ писателя Оверьмне, который ходит в такую библиотеку под названием «Финское солнце», мечтая о том, что однажды на полках библиотеки появятся и его книги. Этот эпизод вместе с директором библиотеки Викторией Кулмала вошел в роман.
— Затронув историю нижегородского края, не могу не спросить: выбор исторического факультета был осознанным?
— Выбор осознанный, в том смысле, что только на исторический и мог поступить. Точные науки были запущены. Ещё у меня в школе хромал русский язык и литература. Поэтому сочинение за меня при поступлении в университет писал мой друг Дмитрий. Но о случившемся я не жалею. Исторический факультет — это, прежде всего, хорошее гуманитарное образование, которое для писателя лишним не бывает. Своя история есть у всего и вся. История — наука о людях, и литература — она о людях тоже.
— Тогда, может, немного истории?
— У меня обычная рабоче-крестьянская семья. Папа работал электриком на автозаводе в литейном цехе. А сам родился и вырос в Молитовке, и начинал свою трудовую деятельность еще будучи учащимся ПТУ. С четырнадцати лет пошел работать стажером электрика на льноткацкую фабрику. Ее в сельце Молитовка еще в конце девятнадцатого века построили купцы Николай Бугров и братья Яков и Матвей Башкировы.
Летом папа, будучи уже мастером на все руки, отправился помогать тетке в деревню Чембилей. Там в соседнем дворе он увидел маму через забор, который мастерил, и сразу влюбился. Посватался, получил отказ. Потом мама взвесила все «за» и «против» и пожалела, что отказала. Она написала папе письмо в город. Папа приехал, женился и перевез маму из деревни в Нижний Новгород. Мама сначала работала швеей в ателье. Потом выучилась на бухгалтера и пришла работать на завод «Двигатель Революции». Я очень люблю своих родителей и очень ими горжусь.
— Почему перебрался в Москву? Больше возможностей?
— Я работал в нижегородских газетах, и тут кризис экономический нагрянул. Да и газетный рынок начал резко сокращаться с развитием интернета. Плюс отмена губернаторских и прочих свободных выборов привела к тому, что газеты как инструмент политической борьбы перестали интересовать власть имущих. В прессу перестали инвестировать. Пришлось искать, где можно заработать. Сначала устроился в железнодорожную ведомственную газету «Гудок» и начал в Казани налаживать ее выпуск на должности выпускающего редактора. Наладил выпуск и пришлось искать новое место работы. Тут поступило предложение из Москвы…
О топонимах. О почве.
— Раз мы разобрались с биографией, вернемся к роману. Что побудило взяться за данную тему, что стало спусковым крючком?
— Я задался вопросом, почему в северной полосе России, в исторически финно-угорских регионах страны, такая катастрофическая убыль населения. Будто финно-угры решили покинуть этот мир. Так население Нижнего Новгорода и окрестностей очень сильно убывало в два последних десятилетия. Вот в романе через героев я провожу свое расследование — а почему оно такое печальное именно среди финно-угорских регионов? Сюжет романа псевдодетективный. Но по сути это классическая история угасания. А вообще не просто в нескольких строках рассказать о романе в триста книжных страниц, который ты писал несколько месяцев.
— В тексте, даже в названии глав-историй мелькают знакомые топонимы. «Парк дубки», «Мещерское озеро», «Детский мир».
— Да, «Детский мир» на проспекте Ленина — главный магазин моего детства. А прототипом «Дома» послужил муравейник в центре Сормова. Он изгибается своим тупым углом в сторону улицы Культуры, а чуть позади стоит собор, Спасо-Преображенский, кажется, а сбоку когда-то стоял корабль «Метеор» (потом его от «Золотой Мили» перетащили ближе к Сормовскому парку. Так что тут тебе и Dom, тут тебе и корабль, и муравейник.
— А в какую литературную почву уходят корни писателя Абузярова?
— Это скорее латино-американская и европейская игровая. Борис Виан, Фитцджеральд, Кортаса, Кальвино. Эта такая особая ветвь литературы, идущая от Достоевского и Эдагара По. Я люблю мифотоврчество, поэтому собственно взялся за создание мифа Нижнего Новгорода. Каждому городу нужна своя мифология.
Это очень сложно, но необходимо городу, если он хочет иметь свое узнаваемое лицо, стать неким центром, важным элементом в культурно-историческом контексте мировой цивилизации. Пока нет литературного мифа о городе, он не узнаваем и не притягателен для туристов. Об этом я прошлым летом даже прочитал лекцию на нижегородском фестивале «Читайгорький».
Скажем, Париж — это город любви и романтики. Но у Парижа такая мифология, потому что ее создавали писатели и поэты, вроде Мопассана, Бальзака и Флобера, Бодлера, Аполлинера. Далее подключились художники и кинематографисты. И этот миф подхватили иностранные писатели — Генри Миллер, Хемингуэй, и теперь нет им числа.
Дублин как миф сотворил Джеймс Джойс. Теперь в Дублине проходит Блум-фестиваль. Стамбул создал Орхан Памук, сделав для него больше, чем сотни других турецких деятелей культуры вместе взятых. Он раскрутил Стамбул в мировом контексте. Такое может сделать только писатель или архитектор (если посмотреть на феномен Гауди), а не музыкант или актер. Потому что работа с мифом — прерогатива писателя.
Три вопроса
— Если не ошибаюсь, между первой книгой «Осень джиннов» и «Курбан-роман» был большой перерыв. Почему?
— У меня было предубеждение. Мне казалось, что нужно начинать с романа и не стоит отправлять рассказы в издательство. А в то время я писал только рассказы.
— Не возникало мысли когда-нибудь написать своего рода «книгу радости» — прозрачную, легкую?
— Мои первые рассказы такие. Но чем старше становишься, тем больше опыта и скорби накапливаешь, и остается меньше повода для полета фантазии.
— О книжной индустрии в России в год литературы. Заметны ли положительные изменения? Отрицательные?
— К сожалению, рынок ежегодно сокращается чудовищными масштабами, и просвета особого нет. Это болезненная ситуация, потому что отражает деградацию всего населения. Однако в писательстве есть и свои плюсы. Как говорил в своем «Крушении» Фитцджеральд, «И казалось, как это романтично — быть преуспевающим литератором; тебе не мечтать о славе, в которой купаются кинозвезды, но зато уж та известность, какой ты добился, останется надолго; тебе не мечтать о силе, которой обладают люди последовательных политических или религиозных убеждений, но зато уж ты, конечно, куда более независим». Понятно, удовлетворенности тем, чего ты достиг в тобою избранном ремесле, не испытать никогда, но я лично не променял бы это ремесло ни на какое другое.
ПОДТЕКСТ
Ильдар Абузяров
Писатель. Родился в Горьком в 1975 году. В 2000 году окончил исторический факультет Нижегородского государственного университета. Работал сторожем, грузчиком, журналистом, управляющим цеха оконных блоков, коммерческим директором журнала «Октябрь». Проза публиковалась в журналах и альманахах «Знамя», «Вавилон», «Октябрь», «Урал», «Новый мир», «Нева», «Дружба народов», «Юность». Автор книг «Осень джиннов», «Курбан-роман», «Хуш», «Агробление по-олбански», «Мутабор», «Финское солнце». Лауреат Пушкинской премии и премии Валентина Катаева.
Источник: Дмитрий Ларионов. Свободная Пресса 2015 год.
Фото: https://www.facebook.com/ildar.abuzyarov
|