Вопрос об этногенетических связях великороссов с финно-угорскими народами Восточной Европы, поныне остается одним из актуальных вопросов нашего этногенеза, продолжая представлять не только научный, но и более широкий социокультурный интерес. Для многих в России вопрос - принимали финно-угорские народы участие в образовании русского народа или нет, все еще звучит фантастически и даже провокационно. «По этому вопросу, - отмечал С. А. Токарев, - давно уже наметились две противоположные точки зрения, имевшие политико-националистическую почву, и одинаково неверные:    великодержавная русская и антирусско-польская»(1).

Первая из них наиболее четко была выражена в первой половине XIX в. историком Н. А. Полевым, однозначно утверждавшим, что финны, под которыми понимались как западные, так и восточные финноязычные народы, ранее называвшиеся в отечественной литературе чудскими, чудью, не принимали участия в формировании русской народности.

«Прозябая неподвижно на местах, ими издревле занимаемых даже и ныне, финны могут ли быть почтены народом, входящим в состав гражданского нашего общества?» - вопрошал автор. И тут же недвусмысленно отвечал: «Нимало: это волчцы (волчец - род колючей сорной травы. - Н. М.) и дикие травы, растущие по нивам, засеянным животворными хлебными растениями»2.

Что касается второй точки зрения, то она вообще отрицала славянскую принадлежность русского народа. Такой взгляд особенно защищался известным публицистом середины XIX в. поляком Духинским, который в своих публикациях, написанных в парижской эмиграции, доказывал, что русский народ по своему происхождению вообще не славянский народ, а помесь финнов и тюрков, усвоившая себе некоторое подобие славянского языка. Это утверждение, вышедшее из кругов польской эмиграции в годы ожесточенной национальной борьбы с царизмом, имело целью пресечь поползновения царского самодержавного правительства подчинить себе славянские народы Европы под знаменем «панславизма» .

Хотя оба эти постулата не отражали объективной реальности, они так или иначе продолжали дебатироваться, причем не только в научной, но и художественной литературе и в последующем, по существу, вплоть до наших дней.

Так, в советские годы наиболее последовательным выразителем первого из них был Д. К. Зеленин, который в своей статье «Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности?» пытался обосновать тезис, что в образовании русского народа и русской культуры финское население, никакого участия вообще не принимало.

Противоположную позицию по данной проблеме в эти же годы выражал видный советский историк М.Н. Покровский, утверждавший, что в жилах современных русских течет не менее 80% финской крови.

Значительно более убедительную позицию занимал в этом вопросе великий русский ученый-энциклопедист М. В. Ломоносов, который еще в XVIII веке, занимаясь проблемой этногенеза российского народа, заключал: «Но и то правда, что от преселений и дел военных немалое число чудского поколения соединилось со племенем славянским и участие имеет в составлении российского народа» .

М. В. Ломоносов правильно считал территорию расселения финно-угорских народов, или «чуди», как он их в целом называет, в прошлом значительно большей:

«Многие области, которые в самодержавство первых князей российских чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились. Чуди часть с ними соединилась, часть, уступив место, уклонилась далее к северу и востоку. Показывают сие некоторые остатки чудской породы, которые по словесным преданиям от славянского поколения отличаются, забыв употребление своего языка. От сего не токмо многих сел, но рек и городов и целых областей чудские имена в России, особливо в восточных и северных краях, поныне остались. Немалое число чудских слов в нашем языке обще употребляются» .

С глубоким уважением писал М. В. Ломоносов о чудских народах, как западных, так и восточных, об их древней культуре и общении со славянами, в результате чего еще в древности происходило их взаимное слияние:

«... уже и тогда чудь со славянами в один народ по некоторым местам соединилась. После того в первые христианские времена и в средние веки еще много больше меж ними совокупление воспоследовало».

М. В. Ломоносов внес значительный вклад и в изучение проблемы происхождения финно-угорских или чудских, как он их называет, народов, указав, что

«... Ливония, Естляндия, Ингрия, Финния, Карелия, Лаппония, Пермия, черемиса, мордва, вотяки, зыряне говорят языками, немало сходными между собою, которые хотя и во многом разнятся, однако довольно показывают происхождение свое от одного начала. Сверх сего, сильная земля Венгерская хотя от здешних чудских областей отделена великими славенскими государствами, то есть Россиею и Польшею, однако не должно сомневаться о единоплеменстве ее жителей с чудью, рассудив одно только сходство их языка с чудскими диалектами. Что подкрепляется еще их выходом из сторон, где и поныне чудские поколения обитают, их остатки. Представив чудской народ в нынешнем его рассеянном состоянии и по большей части у других держав в подданстве, помыслить можно, что в соединении бывал некогда силен на свете».

Весьма ценной является мысль Ломоносова о том, что не только чудские народы участвовали в формировании русского народа, но и, в свою очередь, славяне принимали участие в этногенезе «чуди». Говоря, например, о переселении угров на запад, в Паннонию, он высказывает предположение, что «...при сем случае, чаятельно, немалое смешение славян учинилось с угорской чудью», и «недивно, что в венгерском языке весьма много слов славенских; и потому древний их чудской язык весьма много изменился между славянами...».

Действительно, как впоследствии установили лингвисты - финноугроведы, большой приток славянизмов является одной из наиболее характерных особенностей лексики ранневенгерского языка.

М. В. Ломоносов не только констатировал участие чудских народов в формировании русского народа, когда «татаре обитали тогда далече в Азии к востоку», но и, ссылаясь на Нестора летописца, отмечал их (веси, мери, черемисы, мордвы, печоры и других) роль в становлении российской государственности:

«из которых многие толь велики были, что со славянами новгородскими послов своих к варягам отряжали для призыву князей на владение, по которому пришел Рурик с братьями»11.

Таким образом, гениальная прозорливость и огромная научная эрудиция русского ученого позволили ему сделать научные выводы, имеющие до сих пор принципиально важное значение в деле изучения этногенеза и этнической истории финно-угорских народов.

Многие из этих выводов были конкретизированы, развиты далее в работах отечественных и зарубежных ученых, посвященных истории, этнографии, языкознанию, археологии, антропологии славянских и финно-угорских народов.

Одним их продолжателей идей М.В. Ломоносова следует считать великого русского педагога К.Д. Ушинского (годы жизни 1824-1871), вся дидактическая система которого была построена на идее народности, в основу которой он кладет изучение русского языка, географии и природы России, историю русского народа.

Народность Ушинский мыслил как своеобразие каждого народа, обусловленное его историческим развитием, социальными условиями и географическими особенностями его родины. К этой идее он пришел, глубоко продумывая вопрос о путях развития Отечества, по которому в 40-50-х годах XIX в., еще в студенческие годы и в начале его деятельности, шел горячий спор между славянофилами и западниками.

Отвергая односторонне консервативное понимание народности в известной официальной формулировке «самодержавие, православие и народность», провозглашавшей неизменность крепостнической «самобытности» России, он приветствовал отмену крепостного права, не разделял позиции «славянофилов», отрицавших целесообразность реформ Петра I и звавших Россию назад, в «Московскую Русь».

Не правы, с точки зрения Ушинского, «те, которые хотят все переделать у нас по общественной форме Запада, и те, которые бы хотели воротить нас в общинно-родовое устройство...»12.

О роли финского компонента в этногенезе великороссов

Не вдаваясь далее в более подробный анализ общеметодологических позиций К. Д. Ушинского, остановимся подробнее на его позициях относительно финно-угорских аспектов истории и этнографии русского народа, месте и роли финского компонента в этногенезе и последующей жизнедеятельности как собственно русского этноса, так и Российского государства в целом.

Эта проблематика неоднократно освещалась им, начиная с ранних этапов научной работы в качестве исполняющего обязанности профессора Ярославского юридического лицея, что можно проследить в его лекциях, прочитанных в 1846-1848 гг. и позднее в ряде статей, опубликованных в журнале «Современник».

Охарактеризовав в указанных лекциях Россию как в географическом, так и в этнографическом смысле, К. Д. Ушинский заключает, что она не только по своему географическому положению, но и по племенам своим, составляет срединную землю между Европой и Азией.

«Славяне - важнейшие из ее племен - принадлежат к Европе. Восток и юг ее наполнен еще и теперь остатками выходцев Средней Азии. Племя же финское, колыбелью которого называют Уральский хребет, составляет средину между азиатскими и европейскими племенами, - отмечает К. Д. Ушинский. - Оно так давно живет в Европе, что никак не может быть причислено к народам-пришельцам, но скорее - к самым коренным аборигенам ее севера. Как мы видели уже выше, оно занимало некогда, во времена доисторические, весь север Европы и весь север Азии, а, может быть, проникало далеко и в среднюю Европу. Это - какой-то цемент, на котором заложились все новые северные, европейские государства, что еще в большем смысле относится к России. Шведы, датчане, обитатели всего балтийского поморья, русские — все начинают свою историю каким-то молчаливым исчезновением финских племен. Кажется, они как будто сами составляют элемент доисторический и разгоняются вместе с мраком, покрывающим жизнь европейского человека»   .

В географии России К. Д. Ушинский выделяет три первоначальные местности или первобытных типа, а именно малороссийскую равнину, лесистые болота и, наконец, степь, из которых

«образуется вся физиономия нынешней России», находящая себе представителей «в трех первобытных человеческих типах, из коих сложилась физиономия русского народа, а именно: тип славянский, чудской и среднеазиатский».

Далее автор характеризует каждую из этих трех племен или народностей, их образ жизни, привычки в органической связи с соответствующей местностью их обитания, говорит о сходстве или, скорее, сродстве этих племен с их местностями.

«Славянин в своей первобытной форме, каким мы его знаем от времен Геродота до наших, по показаниям главнейших писателей, был коренным жильцом малороссийской равнины,    - отмечает Ушинский, - Этот ландшафт, немного однообразный и скучный, отражает в себе, как в зеркале, всю душу первобытного славянина. Его страсть, неудержимая наклонность к земледелию, его покойная и медленно деятельная натура, его светлый, прямой характер, его домашний образ жизни, наконец, его сидячая жизнь, но, тем не менее, чрезвычайно полная самых нежных душевных движений - легко обрисовывается в красках окружающей его природы... Жизнь отдельными семействами и, самое большое, отдельными родами, мирные, патриархальные добродетели, величавое спокойствие, добрый, но меткий юмор над всеми треволнениями жизни, радушное гостеприимство, необыкновенная человечность и немножко философской лени - вот все, что могло вырасти на этой равнине и выросло в славянском племени» .

Вторым первобытным человеческим типом, легшим в основу «физиономии русского народа», К. Д. Ушинский считает «чудский» или «финский», связанный с другой местностью, а именно с лесной.

«Болото с бесконечными и грустными северными лесами, - пишет он, - родина финна. Имя финна, его характер, его история есть имя, характер и история этой местности, и если она исчезает, превращаясь в русскую равнину, то и самый финн исчезает в лоне широкой русской натуры.»16.

Ученый далее констатирует, что финская народность сохранилась в своей чистоте только в глуби северных лесов и в некоторых местах  северо-восточных российских губерний и Сибири, а там, где в болота и леса северные врывается среднеазиатская степь отпрысками и островами, а именно в губерниях Пермской, Оренбургской, Вятской и в западном углу Сибири, там происходило смешение племен среднеазиатских с чудскими, там произошли те племена, которые, пройдя степями южной Украины, нашли себе пристанище в венгерской котловине и встретили там снова свою родину в смешении степей и болот. Авары, гунны, болгары, хозары, печенеги, половцы, венгры родились из того смешения.

«Здесь же, - заключает далее автор, - и теперь встречаются небольшие островки таких смешений, которые долго составляли загадку для филологов и историков, каковы мордва, черемисы, чуваши и другие».

Говоря о финской мифологии, К. Д. Ушинский подчеркивает, что она «лучше всего выражает собою грустную, мрачную природу лесов севера и волшебную, страшную картину Великой Финляндии... Христианская религия входит в финские племена медленно и трудно. И долго еще волховство и кудесничество напоминают собою ту ненависть к чуждым богам, которую питал языческий финн»18.

В заключительной лекции своего лекционного курса, читанного в Ярославском юридическом лицее, К.Д. Ушинский, делая определенные выводы относительно формирования русского народа, говорил:

«Природа славянина и финна, отголоски грозного скандинавского обычая и приволье жизни степей - все это слилось в самобытное нечто в характере этого созданного империею народа.    

Принадлежа к племени славянскому по языку, этот срединный, связующий Россию, народ соединил в себе и много финского и татарского, подчинив его славянскому элементу. На запад, на восток, север и юг простирает он свою народность, везде находя себе отзыв. Он связывает своим собственным характером все народности, все окраины народностей русских. Так же, как плоская возвышенность, на которой живет он, дает начало тем рекам, кои, как длинные ветви, скрепляют государственное тело России, так же этот народ скрепляет своим характером все разнообразные по окраинам народности русского государства»19.

В ряду статей К. Д. Ушинского, увидевших свет на страницах журнала «Современник», для рассматриваемой нами    проблемы наибольший интерес представляет обширная статья «Труды Уральской экспедиции», в которой автор анализирует публикации помещика В. Бабарыкина, посвященное сельцу Васильевское Нижегородского уезда Нижегородской губернии, и священника М. Доброзракова — селу Ульяновка Лукояновского уезда этой же губернии, напечатанные в первом выпуске «Этнографического    сборника»    Императорского Русского Географического Общества в 1853 году.

Подчеркнув, что обе эти местности (Васильевское и Ульяновка) принадлежат к двум различным уездам одной и той же губернии и потому обе, при некотором различии, условливаемом их значительною отдаленностью друг от друга, носят на себе общий тип, свойственный Нижегородской губернии, К. Д. Ушинский обращает внимание на то, что в обоих этих селах проживает смешанное население с чудским.

«Припомнив, что говорят об этих или, по крайней мере, соседних местностях Паллас и Гмелин, - отмечает автор, - мы с достоверностью можем заключить, что племя мордовское, прежде столь могучее и страшное, недавно только исчезло и продолжает исчезать в этой стране, превращаясь очень быстро в русских. Но это слияние чудских племен в русскую народность не остается без следа. Чудское племя, исчезая, при прикосновении славянского элемента, оставляет, однако, более ясный отпечаток свой в физиономии, обычаях, языке и образе жизни того уже русского племени, которое появляется на его месте. Факт, заметим кстати, совершенно противоположный влиянию англо-саксонского племени на племена слабейшие: оно их подавляет, истребляет, а не принимает в себя, не возводит на высшую ступень, как делает это русское племя с племенами чудскими, - факт многозначительный, наводящий на множество мыслей, много объясняющий в русской истории. Но нигде он не совершается с такою очевидностью, как в Нижегородской губернии, - совершается, так сказать, на наших глазах, хотя немногие замечают его совершение, и никто не дает ему важного места, которое он должен занимать в истории образования русской народности».

Основополагающие идеи М.В. Ломоносова и К.Д. Ушинского относительно участия чудского (финского) компонента в формировании великороссов нашли дальнейшее развитие в трудах В. О. Ключевского, М. Веске и других ученых.

Так, В.О. Ключевский в своем «Курсе русской истории» указывал, что образование великорусской народности было результатом смешения пришлых славянских и местных финских элементов (славян из Приднепровья и финнов бассейна Оки и Верхней Волги). Этот процесс он относил к XII-XIII векам. Точка зрения Ключевского, возможно, и не совсем точна, в частности в отношении датировки, ибо само появление славянских элементов в Волго-Окском междуречье, скорее всего, началось гораздо позже, но в принципе ученый стоял на правильной позиции, усматривая в великорусском населении наличие основополагающего финского (чудского) элемента.

Вообще вопрос о взаимодействии «руси и чуди», о том, как оба племени, встретившись, подействовали друг на друга, что одно племя заимствовало у другого и что передало другому, по Ключевскому, принадлежит к числу любопытных и трудных вопросов нашей истории.    

Историческая гипотеза об участии значительного финского компонента или субстрата в образовании русского народа получила новые основательные подтверждения в результате исследований, проведенных советскими учеными, в том числе антропологических. Резюмируя их итоги, академик В.П. Алексеев писал:

«Итак, финский элемент вошел в состав русского народа в значительной пропорции, - вот историческая гипотеза, следующая из антропологических сопоставлений. Она не нова: многие историки и этнографы защищали ее, приводя исторические и этнографические аргументы, во многом убедительные, но каждый раз оспаривавшиеся. В антропологии эта старая гипотеза получает еще одно подтверждение, подтверждение серьезное, основательное, сразу выводящее ее на первую линию обсуждения». Таким образом, заключает он, гипотеза финского элемента в этногенезе русского народа «укрепляется и приобретает силу теории» .

Итак, к настоящему времени трудами ряда отечественных ученых, в том числе К. Д. Ушинского, намечены общие контуры этногенетических и этнокультурных процессов, приведших к формированию русского народа, общепризнан сам факт включения основополагающего финно-угорского компонента в этот процесс, и тем не менее вопрос о «встрече руси и чуди», поставленный отечественной историографией более чем полтора столетия назад, поныне продолжает оставаться в эпицентре самого пристального внимания не только научной, но и социокультурной общественности, в том числе деятелей литературы и искусства.

Еще в начале прошлого столетия великий русский поэт А. А. Блок, адресуя к «финской Руси», восклицал:

«Знала ли что? Или в бога ты верила? Что там услышишь из песен твоих? Чудь начудила, да Меря намерила гатей, дорог да столбов верстовых» .

А чуть позже другой, не менее великий русский поэт С. А. Есенин скажет:

«Затерялась Русь в Мордве и Чуди, нипочем ей страх» .

Выступая на Первом Международном фестивале национальных культур финно-угорских народов «Шумбрат, Финно-Угрия» 19 июля 2007 года в столице Республики Мордовия г. Саранске, президент Российской Федерации В.В. Путин произнес слова, дорогие каждому финно-угру:

«Мы будем делать все для того, чтобы сохранять и развивать финно-угорскую культуру и языки, так же, конечно, как и языки и культуру других народов России» .

Список литературы:

1.  Алексеев В.П. В поисках предков. - М.: Советская Россия, 1972.
2.  Блок А. Избранное. - М.: Правда, 1978.
3.  Есенин С. Не жалею, не зову, не плачу. - М.: Эксмо, 2008.
4.  Зеленин Д.К. Принимали ли финны участие в образовании великорусской народности? // Сборник Ленинградского общества исследователей культуры финно-угорских народностей. Ч. 1. - Л., 1929.
5.  Ключевский В.О. Курс русской истории. В восьми томах. Т.1 - М.: Госполитизда, 1956.
6.  Ломоносов М.В. Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года // ПСС. Т.6.
7.  Ломоносов М.В. Краткий российский летописец с родословием // ПСС. В шести томах. Т. 6. - М.-Л., 1952. Полевой Н.А. История русского народа. В двух томах. Т.1.- М., 1829.
8.  Токарев С.А. Этнография народов СССР. Исторические основы быта и культуры. - М.: Изд-во Москов. У-та, 1958.
9.  Ушинский К.Д. Лекции в Ярославском лицее // ПСС. В десяти томах. Т. 1. Ранние работы и статьи. 1846-1856 гг. - М.-Л.: Изд-во Академии педагогических наук. 1948.
10. Финно-угорский фестиваль на Мордовской земле. - Саранск: Красный Октября, 2007.

Reference list:

1. Alekseev V.P. In the search for ancestors- М.: Soviet Russia 1972.
2. Blok A. Selected works. - М.: Truth, 1978.
3. Esenin S. Do not regret, do not call, do not cry. - М.: Eksmo, 2008.
4. Zelenin D.K. Did the finns part in the formation of the great Russian nation? // Collection of the Leningrad society of researchers of culture of the finno-ugric peoples. Part. 1. - L., 1929.
5. Kluchevskiy V.O. Course of Russian history. In eight volumes. V.1 - M.: Gospolitizda, 1956.
6. Lomonosov M.V. Ancient Russian history from the beginning of the Russian people before the death of the grand prince Yaroslav the First.
7. Lomonosov M.V. A summary of the Russian chronicler and genealogy. // THE PSS. In six volumes. V. 6. - M.-L., 1952. Polevoy N.A.. History of the Russian people. In two volumes. VOL.1. - M., 1829.
8. Tocarev S.A. Ethnography of the peoples of the USSR. - M.: Publishing house of Moscow. Pub.-h., 1958.
9. Ushinskiy K.D. Lectures in the Yaroslavl lyceum // The PSS. In ten volumes. V. 1. The early works and articles. 1846-1856 years. - M.-L.: Publishing house of the Academy of pedagogical sciences. 1948.
10. The finno-ugric festival in the Mordovian earth. -- Saransk: Red October, 2007.

Автор: Н. Ф. Мокшин, доктор исторических наук, профессор кафедры дореволюционной отечественной истории, археологии и этнографии Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева