В середине 90-х годов прошлого века рядом с Преображенской церковью деревни Ногинская Кинешемского района Ивановской области в ходе благоустройства территории из земли были извлечены два камня с выбитыми на них рисунками. Ввиду своей примечательности камни не были впоследствии использованы в утилитарных целях, они были оставлены при церкви.
В начале 2016 г. кинешемский журналист Михаил Жаров прислал мне фотографии высеченных изображений с просьбой дать комментарии. Было записано интервью для газеты. Но историческая ценность данных артефактов выходит за пределы газетного формата. Они должны быть введены в научный оборот как важные источники по истории духовной культуры населения Верхневолжья.
Наибольший интерес представляет каменная плита формы, близкой к прямоугольной (рис. 1).
Высота плиты, судя по фотографии, чуть более полуметра. Изображение смещено вверх, так что ниже оставлено место для вкопки, фиксации этого плоского камня в вертикальном положении, что немаловажно, будь он установлен на могиле предка или востребован на святилище в ходе религиозных действий.
На фоне многочисленных мировых аналогов, географически близких и отдалённых, высеченный на камне рисунок легко определяется как отчётливое и лаконичное изображение мифологической картины мира.
Древние народы во все времена представляли себе строение мироздания примерно одинаково, как каждый из нас видит окружающее пространство: над собой, под собой и вокруг. То есть, универсальная космическая картина от самой зари человечества разделялась по вертикали на три сферы: мир верхний, средний (место земной жизни человека) и нижний (подземный). По горизонтали же она включала точку (территорию) нахождения человека и окружающее пространство «на все четыре стороны»; о том свидетельствуют даже палеолитические артефакты.
Космическая вертикаль на ногинском камне показана в виде мирового древа и маркирована знаками, которые были бы понятны практически каждому жителю Древней Руси, как, впрочем, и за её пределами.
Корни мирового древа находятся в нижнем мире, ствол же выходит наружу через дыру, хорошо известную в мифологии. Из неё появляется утром солнце, чтобы после дневного шествия спуститься вечером. В неё же волхвы-шаманы стараются загнать навий (духов болезней), которые время от времени вырываются в мир живых и вселяются в людей.
«Посреди горы есть камень,
Посреди его отверстье…
Побросай туда болезни,
Брось туда все злые муки…» .
Дыра на ногинском камне показана в виде не одного, а трёх концентрических кругов (возможно, один из них символизирует ночное солнце).
Прочие знаки светила поставлены в других основных точках его суточного пути, как и на тысячах других сакральных рисунках разных народов и эпох. Круги высечены на концах перекрестия – нижних ветках древа, символизирующих средний мир. Так обозначается солнце на восходе и на закате. Круг водружён и в верхней точке, на макушке вертикали. И это солнце в зените.
Подобным образом светило в трёх позициях (восход-зенит-закат) символизирует мировую вертикаль на армянском памятном камне-хачкаре и на сибирском шаманском бубне, на монетах византийских и датских правителей, на новгородской бересте и брестском «гадальном» камне, на вышивках верхневолжского полотенца или половецкого ханского кафтана, в праздничном костюме эвенкской или русской женщины.
Хорошо известные в материалах нашего Верхневолжья мерянские или русские средневековые височные кольца, отличающиеся большим разнообразием форм, также представляют собой не что иное, как знаки восходящего и заходящего солнца в женском костюме (а костюм в целом отражает строение мира).
Археологические материалы Кинешемского, а более всего Плёсского Поволжья предоставляют нам обширный перечень рукотворных символов, подобных изображённым на ногинском камне. Много их в курганных древностях. А что касается именно камней с начертаниями, то такого рода овальные и подпрямоугольные плитки (но меньших размеров) встречены при раскопках Плёса и его предшественника, мерянского Алабужского городка.
Мировое древо с изображением солнца в трёх позициях:
а – на каменной формочке для отливки подвесок (Плёс, рис. автора);
б – на булавке (Изборск, по В.В. Седову).
Наиболее яркое впечатление производит плёсское произведение «мобильного искусства» XII в. с изображением мирового древа в виде человека, у которого ноги представляют собой корни древа, на правой ладони изображено восходящее солнце с лучами, а голова символизирует солнце в зените. Почти точным повторением ногинской композиции является найденная здесь же, в усадьбе плёсского посадского мастера, ювелирная форма для отливки крестовидных подвесок: на боковых и верхней лопастях древа-креста хорошо заметны три знака солнца; нижняя же лопасть пуста, это «дыра». Похожее изображение на камне, средневековой эпохи, встречено и при раскопках Плёсской крепости.
Теперь обратимся к своеобразному знаку-дополнению на лаконичной композиции ногинского древа.
Это своеобразный прямоугольный «фартук», с равносторонним крестом посередине, помещённый под ветками древа. Линии «фартука» совмещаются с линиями изображения древа, однако для понимания этой прямоугольной фигуры следует представить её как отдельный символ.
В ней мы без труда увидим вторую составляющую космогонического построения: горизонтальную схему мифологической картины мира. Здесь, правда, у нашего современника может возникнуть вполне резонное замечание: если мировая вертикаль (древо) рисуется как «вид сбоку», то мир по горизонтали невозможно представить кроме как «вид сверху». Как такое совместить в одном рисунке? – Да вот так же, с наивной простотой, как это делалось на рисунках в Древнем Египте или скандинавских поминальных камнях. Вполне совмещаются горизонтальное и вертикальное, если ты знаешь, о чём речь, если с детства получаешь основные представления о мифологическом мире, и с годами твоя картина мира только расширяется, обогащается и многократно отражается в твоей же мифотворческой практике.
Таким образом, мастер, изобразивший мировую вертикаль на ногинском камне, встроил туда же схему мира по горизонтали, и вполне грамотно: на уровне среднего мира, в сфере обитания человека, который, как известно, должен представлять себе мир не только сверху и снизу, но и вокруг себя («четыре конца земли» упоминал, например, в своём «Слове» митрополит Илларион ). О такой формуле мне уже приходилось писать, и достаточно подробно, впрочем, там же и приводить примеры совмещённых схем на местных (и не только) древних предметах (где, замечу, и дыра в нижний мир – это тоже вид сверху).
На протяжении многих тысячелетий мир по горизонтали и вертикали утверждался миллионами изображений, и к этому процессу были причастны практически все политеисты, от верховных жрецов до домохозяек, расшивающих одежды и полотенца или наносящих магический орнамент на крашеные яйца к весеннему ритуалу. Вера требовала от человека постоянного подтверждения причастности. А демонстрация того, что человек знает, как устроен мир, давало ему право настойчиво просить и даже требовать от богов помощи, разговаривать с богами на равных, тем более что боги получали дары за свои труды. Человек ощущал себя не рабом божьим, а центром вселенной, он отсчитывал мир от себя. Отголоски такой философии сохранялись затем в деяниях староверов. Вполне отчётливо это проявилось и в знаменитой оде «Бог» придворного поэта и государственного деятеля Г.Р. Державина, где он с уважением, но на равных общается с верховным божеством:
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты Духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, — я раб, — я червь, — я бог!
И вот, учитывая такие многовековые обстоятельства, давайте попытаемся представить себе масштаб работ, связанных с приспособлением новой насаждаемой религии к символике многовекового политеизма! В условиях, когда далеко не каждый священник знал толком христианское писание (о чём свидетельствуют, в частности, материалы Стоглавого собора 1551 г.), огромные усилия прилагались, например, к тому, чтобы любой крест в сознании народа воспринимался как христианский. Насколько удачно… Нельзя, например, не считать красноречивым тот факт, что равносторонних крестов-тельников не было ни в Византии, ни в Западной Европе, а в нашем регионе домонгольские равносторонние кресты использовались как подвески к ожерельям в женском политеистическом ритуальном наряде, входили в набор поясных амулетов или подвешивались на конце девичьей косы (нетрудно представить, на какой части тела они оказывались в последнем случае) . На протяжении многих веков они рассматривались в контексте не христианской, а местной волжско-финской мифологии.
Дохристианская мифологическая картина мира (вертикаль) наоборотной стороне
нательного креста середины XVI в. из плёсской крепости (рис. автора).
Что же до образа мирового древа, то он гораздо чаще становился отправной точкой для адаптации христианской символики к народной политеистической культуре. И в верхневолжских древностях вполне можно найти примеры христианских атрибутов с изображениями типа ногинских. Так, в подвале одного из домов середины XVI в. при раскопках Плёсской крепости был найден крест-тельник, но с необычным оформлением . На лицевой стороне его был изображён крест со страстями, а вот на оборотной стороне – вполне узнаваемый «языческий» символ.
Дерево с ветвями, направленными вверх, берёт начало из нижней точки креста – из четко обозначенной окружности, символизирующей дыру в преисподнюю. На его среднем уровне обозначена сфера жизни людей – общинные «миры», символизируемые чередой ромбов на обеих боковых лопастях. В пространстве верхней лопасти, на вершине мирового древа, угадывается силуэт птицы, распространённого знака мира небесного. Вполне совместимые, хоть и формально разделённые, символы на одном изделии! Надо сказать, плёсская находка такого рода редкая, но не единственная. Она, наряду с другими, представляет яркий пример как рассматриваемой нами адаптации, так и в целом небезызвестного понятия «двоеверие».
Изображения, аналогичные ногинскому, и с теми же элементами оформления, мы находим на ранних русских (домонгольского времени) христианских храмах. И это не только граффити на стенах, но и кресты на куполах! Особенно интересен таковой на Дмитровском соборе г. Владимира (похожий – на Успенском в Старой Ладоге). Крест, в отличие от орудия казни Христа, лишён лишних перекладин, он почти равносторонний, горизонтальная планка пересекает вертикаль не в верхней части, а посредине; по бокам и на вершине представлено солнце в трёх позициях (крест в круге).
На конференции во Владимире, в ходе обсуждения доклада, посвящённого крестам домонгольских владимирских соборов, естественно возник вопрос: что означает «полумесяц» под крестом Дмитриевского собора?
Если победу православной Москвы над мусульманской Казанью (вульгарная трактовка), то следует учесть время постройки. Причём докладчица Т.П. Тимофеева, кажется, разделила общее мнение исследователей, что крест на соборе изначально имел именно такое оформление – но тему символики «полумесяца» она не развивала . Я же и сегодня не меняю своего высказанного мнения: нижняя часть архаичного креста отражает исход солнца из дыры в преисподнюю для свершения своего суточного пути. Да, следуя древним правилам оформления зданий, Дмитриевский собор представляет собой модель мира, и венец такой композиции может символизировать изображение солнца. Внешне оно напоминает космическое древо. Но так же, как в другой модели мира того времени – в женском костюме – солнце всё равно показано во всех точках мировой вертикали, а потому дмитриевская схема в основных своих чертах повторяет символику, отражённую на ногинском камне.
Более или менее точная датировка и атрибуция камня без проведения раскопок на месте находки затруднительна. Мог ли он быть надмогильным? Да, разумеется, поскольку и во времена Ибн Фадлана над могилами «язычников» ставился столп, и позднее – столп или древо . А в последующие века даже христианизированный крест на могиле не столько означал принадлежность покойного к христианской вере, сколько указывал его местонахождение в нижнем мире, под миром живых. Столп, заметим, водружается и над могилой мусульманина на той же Верхней или Средней Волге и по сей день.
Мог ли Ногинский камень использоваться в политеистических ритуалах?
Несомненно, даже если речь идёт об эпохе развитого средневековья, когда ещё далеко не все жители верхневолжской глубинки считали себя приверженцами государственной религии. Ощущение неразрывной связи с природой во многих случаях даже сегодня выражается в потребности приходить к древним священным камням, на которых могли иметься как знаки мирового древа (находившийся когда-то объект поклонения у д. Сторожево под Плёсом), так и углубления, символизирующие «дыру», вход в нижний мир. В такую импровизированную чашу в древности можно было положить своё подношение божественным силам земли или предкам. И здесь мы обратимся ко второму примечательному камню из д. Ногинской.
На нём нет углубления, но высечен знак, который можно рассматривать как ту самую сакральную «дыру».
Знак представляет собой два круга, один в другом. От внутреннего расходятся в стороны полосы, не выходящие за пределы внешнего. Возможно, так изображено солнце, ушедшее в ночной мир – и тем подчёркнуто назначение ограниченного кругами пространства. Указывалась точка, место приношений силам нижнего мира и предкам. Камень, естественно, располагался горизонтально, а не вертикально, как если бы он нёс символику мировой вертикали.
И последнее. Нет никакого сомнения, что извлечённые из земных недр упомянутые камни, как народное достояние и редчайшие источники по истории населения региона, должны быть переданы на государственное хранение. Будет это кинешемский районный или областной ивановский музей, не имеет значения. Ценным историческим реликвиям должна быть обеспечена надёжная охрана.
Литература
1 Калевала. М. 1977. С. 510.
2 Травкин П.Н. Верхневолжский средневековый костюм. Иваново, 2012. Рис. 16.
3 Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. Иваново, 2019. Рис. 11.
4 Там же. Рис. 55.
5 Митрополит Илларион. Слово о Законе и Благодати. // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга третья. М., 1994. С. 591.
6 Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. С. 75-87 и др.
7 Петрухин В.Я. Путь из варяг в греки: становление Древнерусского государства и его международные связи. // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. М., 1998. Том 4. С.132-133. Рябинин Е.А. Зооморфные украшения Древней Руси XI-XIV вв. Л., 1981. Табл. XIII, 1.
8 Травкин П.Н. Плёсская крепость в XII-XVI веках. Иваново, 2023. С. 212-224.
9 Тимофеева Т.П. Надглавные кресты владимирских соборов XII века. // Археология Владимиро-Суздальской Руси. Материалы научного семинара. М., 2016. Выпуск 6.
10 Комаров К.И., Ёлкина А.К. Курганный могильник в окрестностях г. Старицы. // Восточная Европа в эпоху камня и бронзы. М., 1976.
Автор: Павел Николаевич Травкин. «Бурылинский альманах». Иваново-Плёс.
|