Данная работа кандидата исторических наук Т.О. Галкина, опубликованная в журнале
"Перспективы науки и образования", посвящена рассмотрению интересного регионального явления: поиска самоидентификации через культуру и верования вымерших племен центральной России. Это, с точки зрения автора, является свидетельством глубокого, системного кризиса, как понятия «русский» так и некого мифическо-кабинетного термина «российский», который активно пытаются внедрить через СМИ и официальные документы.
Анонсированная в 2012 году (на самом деле – гораздо ранее – в 2010) программа построения российской нации [1] являет собой зримое воплощение в жизнь слов тогдашнего президента Российской Федерации Д.А. Медведева: «Действительно, наша задача заключается в том, чтобы создать полноценную российскую нацию при сохранении идентичности всех народов, населяющих нашу страну. Только тогда мы будем крепкими»[2].
Эта программа во многом похожа на создание некой мифологической общности «советского человека», предпринятой в СССР: «В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие характерные черты — советский народ»[3]. И если к созданию «советского народа» действительно были приложены большие усилия, как практические, так и идеологические, то будущее «российского народа» пока выглядит крайне туманным. Более того, если внимательно следить за современными европейскими тенденциями, то мы скорее можем наблюдать процесс деконсолидации наций. Яркими примерами здесь выступают позиции Бретани во Франции и Каталонии в Испании (не говоря уже о никем не признанном государстве басков).
В российских, пост-имперских реалиях, когда о каком-либо сепаратизме, основанном на глубоких исторических корнях говорить не приходится (исключая, естественно, Северный Кавказ), в силу как минимум размеров страны и давности её существования, регионалисты пошли по иному, отличному от европейского пути. Этим путем стало обращение к до-русскому, и даже, дославянскому наследию населения областей центральной России.
Для многих современных россиян, информация о том, что центральная («исконная») Россия менее тысячи лет назад была заселена племенами отличными по языку, быту, культуре и мировоззрению от славян зачастую является шоком. Однако это так. Одним из самых крупных конгломератов таких племен была меря.
Историческая меря
Споры об этнической принадлежности мери ведутся до сих пор. Существует как минимум две аргументированные точки зрения. Известный археолог – славист В.В. Седов считал мерю неким субстратным населением, образованным в результате миграций VI – VII вв. из центральной Европы, внесших изменение в этнический состав населения Волго - Окского междуречья[4]. Иной точки зрения придерживается Е.А. Леонтьев, отмечающий, что при всей важности проблемы происхождения мери, «Повесть временных лет» (далее – ПВЛ) все же относит её к «иным языцам» - не славянам[5]. В последние годы, анализ археологического материала не подтвердил преемственность между мерей и позднедьяковскими племена, поставив версию о ее автохтонности для описываемой территории под сомнение[6].
Однако, не смотря на это, меря является одним из ключевых «действующих лиц» ранней истории Руси. Что на наш взгляд и обуславливает столь пристальное внимание к ней в настоящее время.
В письменных источниках меря нашла свое отражение в начальном русском летописании и сочинении зарубежных авторов. Хронологически наиболее ранним мы можем признать упоминание о мере у готского историка Иордана. «После того как король готов Геберих отошел от дел человеческих, через некоторое время наследовал королевство Германарих, благороднейший из Амалов, который покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиноваться своим законам. Немало Древних писателей сравнивали его по достоинству с Александром Великим. Покорил же он племена: гольтескифов, тиудов, инаунксов, васинабронков, меренс, морденс, имнискаров, рогов, тадзанс, атаул, навего, бубегенов, колдов»[7]. Под этнонимом «меренс» мы отчетливо видим здесь мерю. Динамика критики этого источника подробно отражена у А.Е. Леонтьева [8].
В ПВЛ этноним меря употребляется 6 раз, как в недатированной части, так и в погодных записях: 859, 862, 882, 907 годов. Меря была одним из племен, которые учувствовали в призвании варягов для управления Русью. Все дальнейшие сведения о данном народе известны нам благодаря археологическим изысканиям. Мере, можно сказать, повезло. Она сразу же, с момента появления научной археологии в России оказалась в центре внимания. Огромная правительственная программа времен Николая I, направленная на выяснение исторических корней великороссов обеспечила масштабные археологические работы во Владимирской и Ярославской губерниях – центрах расселения мери.
А.С. Уваров, предпочтя Суздальскую землю Новгородским древностям, так писал в письме графу Л.А. Перовскому: «Изучая суздальские древности и видя, какое богатое княжество процветало тут в древние времена, мы можем почти наверное предполагать, что эта местность более всех прочих должна содержать памятники, важные в отношении искусств и истории… Я принял смелость предложить окрестности Суздаля для начала изысканий, потому, что по всем выводам и собранным сведениям, эта местность, едва ли еще тронутая, обещает обильную жатву к открытиям русских древностей всякого рода»[9]. А.С. Уваров ошибочно принял все раскопанные им памятники за погребальные сооружения мери, о чем и опубликовал первую в отечественной историографии работу, посвященную этому племени[10]. В дальнейшем, большая часть положений этой работы были пересмотрены[11]. Мерянская проблематика поднималась во множестве как общеисторических (С.М. Соловьев, А.Н. Насонов, В.Т. Пашуто, Б.А. Рыбаков) так и конкретно археологических (А.А. Спицын, П.Н. Третьяков, Е.А. Горюнова, А.В. Куза, Е.А. Рябинин, А.Е. Леонтьев, В.И. Завьялов, С.Д. Захаров, Н.А. Макаров) работ. Благодаря этим исследованиям скупые письменные источники расцвели множеством деталей, сделавших возможным реконструкцию жизни, быта и мировоззрения мерянских племен.
Территория расселения мерянских племен охватывает Владимирскую, Ярославскую, Костромскую, частично Московскую области. Новейшие исследования, однако, показывают, что часть мерянских поселений охватывали территорию современной Вологодской области – древнего Белозерья[12]. Это характеризует мерянские племена, как народ, ведущий активное расселение.
Новая меря
В начале XXI века инициативная группа «нео-мерян» решила восстановить древнее прошлое центральной России, придумав своему движению броский, а главное, не набивший оскомину и не дискредитировавший себя термин – «этнофутуризм».
Своё видение современного мира нео-меряне видят в возврате «к корням» но не в виде лубочного православия, или городского неоязычества[13], а в доскональном изучении региональной истории, верований «народного православия» и, конечно же, этнографии и археологии финно-угорских народов, населявших земли центральной России.
Предоставим слово автору и идеологу новой мерянской концепции – Андю Мерянину: «Вкратце основы этнофутуризма можно обозначить так: Это способ выживания традиционной культуры, которая находится сейчас в глубоком кризисе. Возникновение и развитие этнофутуризма это в какой-то степени подтверждение кризиса традиционной этнической самоидентификации, который имеет место быть в России. Он является отражением страха наших людей раствориться в массовой глобальной культуре»[14].
Необходимо отметить, что эта концепция одинаково противопоставляет себя как «российской нации» так и оголтелому национализму. Русский народ, как видит создатель сайта (и концепции) «Земли мерян» устал от «имперской миссии» которую несет без малого вот уже 500 лет. Отсюда, как видится, попытка прикоснуться к корням, вернуться к истокам. И там, где поиск славянских истоков (и «славянского мифа» как такового, добавим мы) заходит в тупик, появляется тенденция к разграничению. К племенному дроблению если хотите.
Нео-меряне далеко не единственные подобные объединения на пост-советском пространстве. В Тверской области успешно существует объединение «Твержа» реконструирующая мировоззрение и традиционные ценности кривичей (древнего населения западнорусских земель) [15], в Санкт-Петербурге действует движение «Ингрия», в Подмосковье обращаются к наследию мещеры и голяди (тоже летописных, не славянских племен). Движение шириться и растет. Проводятся конгрессы традиционных культур, реализуются весьма амбициозные издательские проекты. К таковым в частности можно отнести попытку реконструкции мерянского языка[16], от которого, как известно, остались только субстратные основы[17].
Этнофутуризм
«Для него (этнофутуризма – Т.Г.) главная ценностная система находится в народной архаике, в предках, традиционном мышлении, а значит нет места насмешке и цинизму. Этнофутуризм переносит традиционную ментальность в современность, и сохраняет её, используя современные средства выражения, информационные технологии, современный дизайн, электронную музыку, новые социальные и экономические модели. Появляется новая органика в которой разные формы вплетаются друг в друга и возникает ритуальный подтекст. Пожалуй, современных этнофутуристов можно назвать шаманами 21 века. И это не случайно, средневековый кудесник, шаман был философом, врачом, психологом, жрецом и художником одновременно»[18]. Столь серьезный подход к декларируемым идеям говорит о том, что перед нами не сию минутная концепция, созданная на потребу дня, но действительно рождение нового вектора регионального мировоззрения.
Стоит отметить, что, несмотря на подчеркнутую региональность данное движение не стоит смешивать с сепаратизмом. Ничего агрессивного нео-меряне не несут, в чем их основное отличие от огромного количества региональных нео-языческих и сектантских, радикальных объединений. Основное направление их деятельности – созидание и возрождение, а не разрушение.
«В нашу бурную эпоху глобализации и утраты своих корней всё больше людей обращают свой взор в глубины древнего наследия — устное народное творчество, художественное выражение самобытности, эпос, мифы... Краеведение, легенды и мифы помогают нам постигать не только историю, но и особенности мышления, мировоззрения наших предков, а главное лучше познавать самих себя, впитывать вековые сокровенные мысли нашего народа. Археология, накапливая бесценные памятники материальной культуры, — орудия труда, утварь, украшения, оружие, отвечает на вопрос: как, в каких условиях жили предки. Эпос и фольклор отвечают на вопросы о внутреннем мире предков: о чём думали и как воспринимали люди многообразный мир в отдалённые исторические времена»[19].
Возможно, нам стоит прекратить сомнительные социальные эксперименты построения новой «имперской(?)» нации и просто взглянуть вглубь себя. Вернуться к истокам.
1. Наугольных В. Формирование российской нации – практическая задача // http://www.kubsu.ru/Studlif/news/valery_naugolnykh_formation_of_the_russian_nation_
the_practical_problem.php
2. http://newsmoldova.ru/politics/20110211/188821263.html
3. 22-й съезд КПСС (17 - 31 октября 1961 года): Стенографический отчет. Том 1. М.: Госполитиздат, 1962. С. 153.
4. Седов В.В. У истоков восточнославянской государственности. М., 1999. С.97-100.
5. Леонтьев А.Е. На берегах озёр Неро и Плещеево // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 163.
6. Леонтьев А.Е. Археология мери. К предистории Северо-Восточной Руси. М., 1996. С. 292-293.
7. Иордан. О происхождении и деяниях гетов («Getica»). Спб. Алетейя. 1997. С. 84.
8. Леонтьев А.Е., Археология мери… С. 19-22.
9. Спицин А.А. Владимирские курганы. ИАК, СПб, 1905. С. 84.
10. Уваров А.С. Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1876.
11. Спицин А.А. Владимирские курганы. ИАК, СПб, 1905; Арциховский А.А. Основы археологии, 2 изд., М., 1955; Формозов А.А. Очерки по истории русской археологии, М., 1961; Формозов А.А. Уваров и его место в русской археологии // РА, 1999, №3; Лапшин В.А. О методике раскопок Владимирских курганов // Уваровские чтения. Муром, 1990; Лапшин В.А. Ранняя дата Владимирских курганов. – КСИА, Вып. 166. С. 45-48; Лапшин В.А. Население центрального района Ростово-суздальской земли X-XIII вв. (по археологическим материалам) - автореферат на соискание учёной степени кандидата исторических наук – специальность 07.00.06. – Ленинград, 1985; Рябинин Е.А. Владимирские курганы // СА, 1979, №1. С.228 -244; Леонтьев А.Е., Рябинин Е.А. Этапы и формы ассимиляции летописной мери (постановка вопроса) // СА, 1980, №2. С. 67-79.
12. Макаров Н.А. Культурная идентичность и этническая ситуация на окраинах // Археология севернорусской деревни X – XIII веков. Т.3. Палеоэкологические условия, общество и культура. М., 2009. С. 91-102; Захаров С.Д. Белоозеро // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 213-239; Захаров С.Д., Меснянкина С.В. Могильник поселения Крутик: первые результаты исследования // Археология Влдаимиро-Суздальской земли Вып. 4. М. – СПб. 2012. С. 14-30.
13. Вдовиченков Е.В. Неоязычество и (ре)конструкция современной русской традиции. // Традиционная культура славянских народов в современном социокультурном пространстве. Славянск-на-Кубани, 2007; Неоязычество на просторах Евразии / Сост. В. Шнирельман. М., Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2001. 180 С.
14. http://merjamaa.ru/news/merjanskij_ehtno_futurizm/2010-11-15-102
15. http://tverzha.ru/
16. Малышев А. Merjan Jelma. Меряно-русский, русско-мерянский словарь. Мерянский ономастикон. М., 2013.
17. Ткаченко О.Б. Исследования по мерянскому языку. Кострома, 2007. – 352 с.
18. http://merjamaa.ru/news/merjanskij_ehtno_futurizm/2010-11-15-102
19. Там же.
