В настоящей статье идет обращение к возможности участия племенной группировки поволжских финнов - мери в процессе политогенеза Древнерусского государства на основании широкого округа источников.
В последнее время отмечается пристальное внимание к финно-угорскому племени меря, причем, как в рамках культурологического импульса [1, 2], так и в ключе традиционных, историко-археологических штудий.
В недавней работе В.С. Кулешов еще раз вернулся к проблеме летописного племени меря в знаменитом «Сказании о призвании варягов». Мысль о не тождественности мери «Сказания…» мере этнографического введения к «Повести Временных Лет» (далее – ПВЛ) в принципе не нова [3], еще И.П. Шаскольский отмечал в полемике с В.Л. Яниным что «территория мери слишком далека от берегов Волхова. В источниках последующего времени (X и XI века) совершенно нет сведений, о каких либо связях Новгородской земли с этим племенем. Все интересы мери были ориентированы в Поволжье, а не на Волхов» [4].
Однако посмотрим, какие аргументы использует автор на этот раз:
Аргумент первый: «Само по себе совпадение этнонима в упомянутых текстах может и не означать совпадения реалий, имевшихся в виду первым автором Повести или его информаторами». Здесь автор приводит действенную аргументацию, однако, разночтений в источниках относительно мери мы не наблюдаем. Более того, все упоминания мери (6 раз, как в недатированной части, так и в погодных записях: 859, 862, 882, 907 годов) говорят о некоем этносе, события истории которого, вполне взаимосвязаны между собой.
Аргумент второй: «…если принять, что «рюрикова» меря всё-таки жила в Верхнем Поволжье, то существование в это время (середина IX в.!) племенного союза упомянутых Нестором народов «северно-русской федерации» как формы политической консолидации территорий от Северо-Запада до Верхнего Поволжья сомнительно по многим причинам. Это явление совершенно выпадало бы из историко-культурного контекста IX в.: ни археологические источники, ни социоэтнические реконструкции реалий той эпохи не говорят о существовании необходимой напряжённости культурных, этнических и иных коммуникаций между столь удалёнными регионами…». Тут придется несколько более полемизировать. Проецирование политического противостояния Новгородской и Владимиро-Суздальской Руси на прото-государственный период выглядит некорректным [5]. Наиболее верными помощниками здесь могут выступить данные археологии. Итак, согласно археологическим реалиям в VIII – X веках существовал и успешно действовал Балтийско-Волжский торговый путь, который как раз и связывал Северо – Запад и Северо – Восток [6]. Маркируется это кладами арабского серебра на всем протяжении пути от Волхова до Волги [7]. Авторы отмечают, что находки денежных кладов в Волго-Окском Междуречье маркируют скорее не пути проникновения арабского серебра на Северо-Запад, а внутренние связи на территории складывающегося Древнерусского государства. Это вкупе с наблюдение Н.А. Макарова о том, что, скорее всего уже в IX – X веке на данной территории большую роль играли сухопутные пути, подтверждает активную вовлеченность северо-восточных земель в торговые и политические процессы. На Сарском городище обнаружены вещи скандинавского облика IX века. Напомним, что на территории Восточной Европы это второй подобный пункт после Старой Ладоги [8]. А.Е. Леонтьев отмечает, что не ранее IX века Сарское городище становится пунктом транзитной торговли между Скандинавией и Востоком. При этом вплоть до X века Сарское городище играет ведущую роль, и только потом возникает Ростов который к XI веку полностью перенимает на себя функцию основного торгового поселения на оз. Неро [9]. Также это скандинавские захоронения в Тимерево [10], Угличе [11] и находки скандинавских этноопределяющих вещей в Белоозерье [12]. Если говорить не о скандинавских вещах, которые, тем не менее, маркируют торговые и политические связи «верхних» и «нижних» северорусских земель, стоит отметить керамические комплексы. На селище Гнездилово фиксируются находки керамики «ладожского» облика, В.А. Лапшин выделил баночные, или слабопрофилированные сосуды, имеющие прямые аналогии на Северо-Западе, что указывает на этнический состав населения данного поселения [13]. Особенно показателен в данном случае вывод академика Н.А. Макарова: «Находки раннекруговой керамики западнославянских типов зафиксированы лишь на селище Гнездилово, поэтому пока нет достаточных оснований рассматривать земли балтийских славян как исходную территорию широкой славянской колонизации Ополья. Разнообразие и разновременность вещей скандинавских и балтийских типов на памятниках Суздальского Ополья склоняют к выводу, что появление их связано не с однократным культурным импульсом или единой волной расселения, а с существованием в течение длительного периода сложной системы связей, маршруты и формы которых могли меняться» [14].
Стоит также отметить, что находки керамики «ладожского» типа, указывающие на направление колонизации Северо-Восточной Руси, не являются единичными. Так в ходе исследований ИА РАН в 2013 году на селище Кибол 5 близ Суздаля были обнаружены подобные керамические сосуды [15]. Мы вынуждены здесь ссылаться на интервью академика Н.А. Макарова, т.к. детальная обработка и ввод в научный оборот этих данных может затянуться на несколько лет. Стоит отметить, что на чуть более раннем селище Кибол 1 находок подобной керамики не обнаружено. Отмечены только финские керамические комплексы для периода VIII – X вв. [16].
Более того, исследования последних лет показывают, что летописец отражал видимую ему (в XII веке) картину значимости и расселения племен [17], которая, порой, сильно разнится с данными археологии. Так оказалось, что Белоозеро является не ядром племенной группы веси, а скорее его окраиной [18]. А финно-угорское население Белоозерья, которое фиксируется по археологическим данным, имеет явный поволжский облик. Т.е. является мерянскими племенами [19]. Таким образом, белоозерский регион оказывается ареной столкновения не только политических интересов Новгорода и Суздаля в развитое средневековье [20], но и зоной этнических и торговых контактов мери, веси, новгородских словен и скандинавов. О присутствии новгородских (ильменских) словен говорят характерные древности «западного ареала» в могильниках поселения Крутик и Минино, а также распространение типичных погребальных памятников – сопок в районе Белого озера и выше. Можно указать на малое количество подобных памятников, однако, очевидно, что уже в X веке в данном регионе существовал биритуальный погребальный обряд. Инвентарь ряда грунтовых могильников (Кисмнемского, у д. Попово, у д. Погостище), датирующихся X – XI веками содержит материалы как западнофинского, так и восточнофинского происхождения. К первым относятся парные подковообразные фибулы, лежащие на груди погребенной женщины (могильник Погостище), имеющие аналогии в Юго-Восточном Приладожье, ко вторым – бубенчики, перстни и височные кольца [21].
Мнение автора так же идет в разрез с реконструкцией летописного известия А.А. Шахматовым, который указывает на то, что в НПЛ упоминаются только три племени «Словене и Кривичи и Меря…» а Чудь появляется позже [22]. Однако и на это справедливо указывает Х. Ловьмянский, «упоминание неопределенной чуди новгородским источником не представляется правдоподобным» [23], выглядит маловероятным для НПЛ, т.к. новгородец ясно осознавал различие между водью, весью и чудью. Такая конструкция могла родиться только в Киеве, далеком от понимания этнических особенностей северо-западных финских племен.
Не находит подтверждение версия В.С. Кулешова и в исследованиях А.Н. Кирпичникова и Е.А. Рябинина: «…в лесной зоне Восточной Европы зафиксирована летописью крупная «предгосударственная» федерация северных славянских (кривичи, словене) и финно-угорских (чудь, весь, меря) племен» [24]. В.Я. Петрухин также согласен с данной точкой зрения [25], однако, его мнение идет в разрез с другими исследователями, относительно роли поселения Крутик, которое он, апеллируя к скандинавским находкам, считает предшественником Белоозера. В тоже время, С.Д. Захаров, отмечает, что «Несмотря на наличие значительной торгово-ремесленной составляющей в жизни Крутика, ярко выраженная специфика хозяйственного уклада и другие особенности этого поселения не позволяют ставить его в один ряд с наиболее известными протогородскими центрами» [26]. И Крутик никак не может быть древнейшим Белоозером.
Исследования В.А. Лапшина, базирующиеся на уточнении местоположения большего количества находок из фондов курганных древностей раскопок А.С. Уварова [27] и исследований сельских поселений [28], также подталкивают нас к мысли о том, что мерянское (и раннее древнерусское) население Волго-Окского междуречья было активным участником транзитной торговли, на равных имеющим возможность участвовать в политической истории ранней Руси [29].
Такой крупный исследователь ранней истории Руси, как Г.С. Лебедев так же отмечает, что «древняя «аландо-камская труба» фенно-скандинавских связей подключала к Волжскому пути весь обширный финно-угорский массив таежно-тундрового населения, от Нижней Оби до Финмаркена, и вводила в соприкосновение с ним скандинавов Норвегии и Швеции, узнавших таким образом о «Бьярмии» финских бродячих торговцев-перми. Славяне в VI – VII вв. вошли уже в соприкосновение с чудью, прибалтийско – финским массивом, и, наверное, с мерей Волго-Окского междуречья, по крайней мере, на Серегерьском пути, пересекающем ареал «древнейшей финно-угорской топонимики (Седов, 1970: 10-11, рис. 1.)» [30]. Теоретические выкладки Г.С. Лебедева были подтверждены позднее М.М. Казанским, на конкретном археологическом материале, показывающим торговые связи Прикамья и Поволжья с Прибалтикой и Скандинавией уже в эпоху Великого переселения народов [31]. Это находки в Финляндии пряжки, имеющей аналогии в древностях Прикамья, Поповском могильнике на р. Унже, Хотимльском могильнике на р. Клязьме и Безводинском могильнике в районе г. Нижнего Новгорода [32]. Собственно М.М. Казанский соглашается с Г.С. Лебедевым: «Видимо, прав Г. С. Лебедев в том, что инициатива в налаживании контактов «Запад-Восток» принадлежала не скандинавам, а восточным финнам (Лебедев 2005: 463)» [33]. В таком контексте понятным и естественным выглядит предположение Г.С. Лебедева, о том, что русь Рюрика стремится захватить в свои руки контроль над Волжским путем. Исследователь определяет данный этап 865-890 годами и именно с ним связывает появление Тимеревского клада дирхемов и первые скандинавские курганы Ярославского Поволжья. Таким образом, археологические свидетельства могут трактоваться в пользу летописного замечания о призвании варягов словенами, кривичами, мерей и весью. С этого момента в верховьях Волхова пути движения восточного серебра с Волги в Приильменье будет контролировать новая княжеская резиденция – Рюриково городище [34].
Согласно новейшим исследованиям, для поселений Суздальского Ополья в IX – X веках (т.е. в период активного заселения данной территории славянскими переселенцами с Северо-Запада) характерны следующие признаки: широкое использование в костюме металлических украшений и стеклянных бус; многочисленные импорты, попадание которых возможно только в рамках активной торговой деятельности; наличие изделий кузнечного ремесла и предметов «северного типа» (балто-скандинавских); длительное время существования лепной керамики (в т.ч. её соседство с круговой и раннекруговой керамикой) [35]. На селище Весь 5 было обнаружено 11 фрагментов дирхемов чеканка которых определена IX веком, на ряду с вещами – хроноиндикаторами этого периода [36]. Также импортные вещи, датированные IX веком происходят из культурных слоев городища Вежегша. С него же происходит уникальный клад куфических монет, зарытый около 840-х годов, и клад оловянисто – свинцовых слитков – заготовок, что свидетельствует о торговых связях как с Востоком, так и с Севером [37]. Все это указывает на тот факт, что меря были активно включены в обще-североевропейские процессы, причем не только на уровне пунктов транзитной торговли, но и как зримые, физические участники этих процессов.
Естественнонаучные данные также подтверждают эти факты. «Радиоуглеродные даты дают надежное обоснование хронологического положения ряда опорных памятников и археологических комплексов, уточняют датировку некоторых поселений, установленную по вещевым и керамическим материалам, и позволяют сделать некоторые общие наблюдения о динамике заселения Суздальского Ополья в раннем железном веке – средневековье.
Всего по 11 археологическим памятникам Суздальского Ополья получено 100 радиоуглеродных дат. На рассматриваемой территории выявлен ранее неизвестный хронологический горизонт древностей первой половины – середины I тыс. н.э. Установлено присутствие на отдельных памятниках Суздальского Ополья горизонта древностей IX – первой половины X в. Можно полагать, что формирование новой сети расселения и новой материальной культуры, отражающее интеграцию Суздальского Ополья в систему международной торговли и балтийских культурных связей, началось не позднее второй половины IX в. Значительная серия радиоуглеродных дат с хронологическим диапазоном X–XII вв. подтверждает сделанные ранее наблюдения об этом периоде как о времени наиболее интенсивной колонизации и плотной освоенности Ополья» [38]. Эти данные дают нам надежную дату о начале освоение территории Северо-Восточной Руси и включения её в трансевропейскую торговлю – конец IX–начало X века. Это подтверждено всеми типами источников: историческими, археологическими, нумизматическими и естественнонаучными.
Если принять гипотетическое утверждение В.В. Седова о том, что под этнонимом «меря» в ПВЛ известно не просто поволжское, финно-угорское племя, но некая субстратная племенная общность, включающая славян тушемлинской культуры, далеко продвинувшихся на восток, и местные финские племена [39], то тем более спорным выглядит тезис автора о неспособности мери участвовать в процессе политогенеза Северной Руси, учитывая то, какое расстояние пришлось проделать данным племенам из Центральной Европы до Волго-Окского междуречья.
Данную теорию в последнее время активно отстаивает петербургский исследователь М.И. Жих. Наряду с другой неоднозначной позицией В.В. Седова относительно этнической принадлежности именьковской культуры в Поволжье [40]. И если относительно именьковской культуры уже указано на ряд грубых допущений и недочетов [41], то относительно мери исследователь (вслед за В.В.Седовым [42]) повторяет версию о том, что появившиеся во второй половине I тыс. н.э. браслетообразные височные кольца характерны для славянских культур. Видимо, пришедшие славянские племена начали ассимиляцию поволжских финнов уже в VII веке, а этноним «меря» является экзоэтнонимом [43]. При всей важности данного наблюдения В.В. Седова и действительном отсутствии височных колец у прочих поволжских племен, стоит, вслед за А.Е. Леонтьевым, отметить, что главный наш источник по первым векам русской истории – «Повесть временных лет» монаха Нестора во всех случаях упоминания мери уверенно и безапелляционно относит их к «иным языцам» [44].
Итак, можно указать те пункты на мерянской территории на которых отмечены импорты второй половины IX века: североевропейские импорты (Сарское городище, Ростов, Весь 5, Васильково, Большая Брембола, Шекшово), восточные (Выжегша, Ростов, Весь 5) а также связи с западными славянами (керамика менкендорфского и фельбергского типов – Гнездилово 2, Кибол).
Сказанное говорит о вовлеченности поволжской мери в общие процессы, как торговые, так и политические, которые переживала Северная Русь накануне «призвания варягов» в IX веке, с чем согласно большинство приведенных нами в исследовании авторов. Участие мери в событиях, нашедших свое отражение в позднейшем «Сказании о призвании варягов» – признанный факт, имеющий большую доказательную базу.
Библиографический список
Галкин Т.О. «Мерянский след» или в поисках новой русской идентичности // Перспективы науки и образования. №4, 2013. С. 264 – 271
Жих М.И. «Бегство из русских» как социокультурный феномен. Псевдо-балты, псевдо-меряне и все-все-все // Национальное самосознание. Вып. 11., 2013. (http://suzhdenia.ruspole.info/node/4784)
Мачинский Д. А. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности) // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986.
Шаскольский И.П. Этническая структура Новгородского государства // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 33.
Кулешов В.С. О мере Руси Рюрика // Материалы 12-й международной конференции молодых ученых. СПб., 2012. С. 538.
Дубов И.В. Великий волжский путь. Л., 1989. – 256 с.
Леонтьев А.Е. Волжско-Балтийский торговый путь в IX в. // КСИА, Вып.183, М., 1986. С.3 – 9; Леонтьев А.Е., Носов Е.Н. Восточноевропейские пути сообщения и торговые связи в конце VIII – X в. // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 383 – 401.
Леонтьев А.Е. Скандинавские вещи в коллекции Сарского городища // Скандинавский сборник, XXVI, 1981, С. 141 – 149.
Леонтьев А.Е. Сарское и Ростов: два центра Северо-Восточной Руси в IX – XI вв. // Les Centres Proto-Urbains Ruses Entre Scandinavie, Byzance et Orient. Paris, 2000. – 442 p.
Седых В.Н. Тимерево. Древнерусская деревня? Скандинавская фактория? Протогород? // Поселения: среда, культура, социум. Материалы тематической научной конференции. Спб., 1998. С. 22 – 26; Дубов И. В. Скандинавские находки в Ярославском Поволжье // Скандинавский сборник. Вып. 22. 1977, Таллинн. С. 175 – 181; Дубов И.В. Русско-скандинавские связи по материалам Тимеревского археологического комплекса // Вестник ЛГУ, Сер.2, №2, Л., 1989. С. 3 – 10; Дубов И.В. Скандинавы в Ярославском Поволжье // Старая Ладога и проблемы археологии Северной Руси. СПб., 2002. С. 114 – 119.
Томсинский С.В. Углече поле в IX – XIII вв. СПб., 2004. – 320 c.
Макаров Н.А., Захаров С.Д., Бужилова А.П. Средневековое расселение на Белом озере. М., 2001. – 496 с.; Захаров С.Д. Белоозеро // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 213-239.
Лапшин В.А. Лепная керамика Гнездиловского поселения // Материалы по средневековой археологии Северо-Восточной Руси. М., 1991. С.119-128; Макаров Н.А. Суздальское Ополье // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 195-211.
Макаров Н.А. Суздальское Ополье // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 211.
Что скрывает суздальская земля. Репортаж «Зебра ТВ» от 14.08.2013. Электронный ресурс. Режим доступа: http://zebratv.ru/novosti/jizn/chto-skryvaet-suzdalskaya-zemlya-/?sphrase_id=242431
Лапшин В.А. Керамический комплекс селища Кибол (по материалам раскопок 1989 -1991 гг.) // Археология Владимиро-Суздальской Земли. Выпуск 4. М., 2012. С. 98-104.
Лопатин Н.В. О феномене древнейшего летописного упоминания Белоозера и Изборска // Северная Русь и проблемы формирования Древнерусского государства: сборник материалов международной научной конференции (Вологда – Кириллов – Белозерск, 6–8 июня 2012 г.). Вологда, 2012. С. 21 – 31.
Макаров Н.А. Культурная идентичность и этническая ситуация на окраинах // Археология севернорусской деревни X – XIII веков. Т.3. Палеоэкологические условия, общество и культура. М., 2009. С. 91 – 102.
Захаров С.Д., Меснянкина С.В. Могильник поселения Крутик: первые результаты исследования // Археология Владимиро-Суздальской Земли. Выпуск 4. М., 2012. С. 14 – 30.
Макаров Н.А. Новгородская и ростово-суздальская колонизация в бассейне озер Белое и Лача по археологическим данным // Советская археология №4, 1989. С.86 – 102; Макаров Н.А. К истории формирования ростово-суздальских владений на Севере // Археология севернорусской деревни X – XIII веков. Т.3. Палеоэкологические условия, общество и культура. М., 2009. С. 103 – 106.
Макаров Н.А. Раскопки средневекового могильника Погостище в Вологодской области // Советская археология №3, 1983. С. 215 – 219; Макаров Н.А. Ростово-Суздальская колонизация на Севере: новые археологические данные // КСИА Вып. 221. 2007. С. 6 – 24.
Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.
Ловмянский Х. Русь и норманны. Перевод с польского. М., 1985.
Кирпичников А.Н., Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Новгородской земли (некоторые итоги новых исследований) // Советская археология №3, 1982. С. 47 – 62.
Петрухин В.Я. Финские племена и призвание варягов // Древнейшие государства Восточной Европы. Предпосылки и пути образования Древнерусского государства. М., 2012. С. 443.
Захаров С.Д. Белоозеро // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 231.
Лапшин В.А. Население центрального района Ростово-Суздальской земли в X – XIII вв. (по археологическим данным) / Автореф. дисс. … канд. ист. наук. Л., 1985.
Лапшин В.А. Археологический комплекс у с. Гнездилово под Суздалем // КСИА Вып. 195. 1989. С. 66 – 71; Лапшин В.А. Колонизация Северо-Восточной Руси в IX –XI веках в свете новых археологических материалов // Старая Ладога и проблемы археологии Северной Руси. СПб., 2002. С. 101 – 113.
Лапшин В.А. Колонизация Северо-Восточной Руси в IX –XI веках в свете новых археологических материалов // Старая Ладога и проблемы археологии Северной Руси. СПб., 2002. С. 101 – 113.
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. – СПб.: Евразия, 2005. – 640 с.
Казанский М.М. Скандинавская меховая торговля и «Восточный путь» в эпоху переселения народов // Stratum Plus. Кишинев – СПб. – Одесса – Бухарест, №4, 2010. С. 17 – 127.
Казанский М.М. Скандинавская меховая торговля и «Восточный путь» в эпоху переселения народов // Stratum Plus. Кишинев – СПб. – Одесса – Бухарест, №4, 2010. С. 57 – 58.
Казанский М.М. Скандинавская меховая торговля и «Восточный путь» в эпоху переселения народов // Stratum Plus. Кишинев – СПб. – Одесса – Бухарест, №4, 2010. С. 58.
Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохов А.В. Городище под Новгородом и поселения северного Приильменья. (Новые материалы и исследования) СПб., 2005. – 403 с.
Макаров Н.А. Средневековые селища вблизи сел Тарбаево и Туртино в Суздальском Ополье // Археология Владимиро-Суздальской Земли М., 2012. С.67 – 87.
Макаров Н.А. Археологическое изучение севернорусской деревни: пути, подходы, результаты // Сельская Русь в IX – XVI вв. / Отв. Ред. Н.А. Макаров, С.З. Чернов ; сост. И.Н. Кузина. М., 2008. С. 5 – 15.
Леонтьев А.Е. Городище Выжегша и происхождение выжегшевского клада // Проблемы изучения древнерусской культуры (расселение и этнокультурные процессы на Северо-Востоке Руси). М., 1988. С. 94 – 102.
Макаров Н.А., Федорина А.Н., Зайцева Г.И., Гроотс П.М. Радиоуглеродные даты памятников раннего железного века – средневековья в Суздальском Ополье // Российская археология, №4, 2011. С.35 – 51.
Седов В.В. У истоков восточнославянской государственности. М., 1999. С.97-100.
Жих М.И. Ранние славяне в Среднем Поволжье (по материалам письменных источников). – СПб.; Казань. 2011. – 90 с.
Лифанов Н.А. От гипотезы к фантазии (Жих М.И. Ранние славяне в Среднем Поволжье. Спб. — Казань: Вестфалика, 2011. 90 с.) // Российский археологический ежегодник. №2, 2012. С. 749 – 757.
Седов В.В. Об этнической истории населения средней полосы Восточной Европы во второй половине I тысячелетия н.э. // Российская археология №3, 1994; Седов В.В. Рец.: А.Е. Леонтьев Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М., 1996. 340 с. // Российская археология №1, 1998. С. 220-224.
Жих М.И. Валентин Васильевич Седов. Страницы жизни и творчества славянского подвижника. Часть 1 // Русин. Кишинев. №4 (30), 2012. С. 131 – 165.
Леонтьев А.Е. На берегах озёр Неро и Плещеево // Русь в IX – X веках. Археологическая панорама. М., 2012. С. 163.
Автор: Галкин Тимур Олегович
Владимирский государственный университет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, археологии и краеведения
Библиографическая ссылка на статью:
Галкин Т.О. О поволжской мере в «Сказании о призвании варягов» // История и археология. 2014. № 11 [Электронный ресурс]. URL: http://history.snauka.ru/2014/11/1265 (дата обращения: 13.11.2014)
|