В результате планомерно проводимых раскопок финских и древнерусских памятников на территории Верхнего Поволжья удается выявлять всё новые и новые обрядовые комплексы, связанные с какими-либо значимыми событиями в жизни древних коллективов. По мере накопления подобных источников возникает необходимость и возможность из интерпретации, которая приобретает, как представляется, дополнительную надежность с привлечением этнографических данных.

В указанном регионе собрано уже достаточно много данных, связанных с верой в магическую силу железных (преимущественно острых) предметов. Железо, согласно древним поверьям, в сочетании с заговором было способно создавать непреодолимую преграду, защищавшую жителей "земного", "дневного" мира от пагубного воздействия потусторонних сил. Так в начале XX века в Костромской губернии, по сведениям В. И. Смирнова, во время шествия похоронной процессии рубили землю топором и затем заметали след ("холеру рубили и выметали"). Саван для умершего шили, держа иглу острием от себя. Во время эпидемии вокруг деревни пропахивали борозду, надеясь, что смерть не переступит через след острого железа. /1/.

В Ивановской области до сих пор не забыты древние свадебные правила: втыкать в дверной косяк иглу или иной острый предмет, жениху держать при себе нож, а невесте - ножницы. Наконец, согласно результатам проведенного нами опроса, не только в Ивановской области, но и практически на всей территории Верхнего и Среднего Поволжья многие женщины вполне осознанно носят на домашних халатах, с левой стороны, у сердца, булавку как оберег от дурного глаза ("от сглаза"). Кроме того, булавку пристегивают, отправляясь в дальнюю дорогу, "чтобы ничего не случилось". /2/.

Обычай использовать волшебную силу острого металлического предмета, как показывают археологические данные, уходит корнями в глубокую древность. В YII-XIII веках н. э. аборигенное население края "запирало" покойников под землей воткнутыми в дно могильной ямы топорами (Кочкинский могильник Палехского района), копьями и стрелами (Хотимль), брошенными в могилу замками и подковами ("владимирские" курганы на территории Ивановской области). /3/. Новую серию местных древних ритуальных запоров предоставило и исследованное в 1993-1994 годах первое кладбище средневекового Плеса, функционировавшее в XII - нач. XIII вв. а также городское дохристианское святилище того же времени.

Жители раннесредневекового Плеса, судя по археологическим материалам, в подавляющем большинстве были приверженцами многобожия. Почти в каждом захоронении взрослых и в некоторых детских погребениях домонгольского некрополя нам удалось проследить попытки отгородить покойника от мира живых. Иными словами, были выявлены соответствующие ритуалу предметы в могильных ямах или курганных насыпях. Так в насыпях обнаружено четыре ножа, причем у трех из них черенки оказались одинаково завернуты в виде кольца, а у одного сломан кончик лезвия (рис.1, 1-4). Еще в двух насыпях встречено по одной крупной швейной игле, у которых были обломаны тыльные концы (рис.1, 7-8). Всё это не случайно, и видоизмененные подобным образом острые предметы призваны были направлять свою магическую силу только в сторону покойника. Подобным же образом, например, обламывать тыльные концы "волшебных" игл принято было у народа коми, что отмечал А. С. Сидоров. /4/.

В качестве ритуальных запоров были использованы в плесском некрополе также гвозди (не требующие, в контексте вышесказанного, какой-либо корректировки формы) и пряжка (сам по себе запирающий предмет, подобно широко использовавшимся в этих же целях замкам и ключам).

Достаточно большой набор магических вещей предоставило исследованное нами в 1998-1999 гг. на территории плесской крепости городское святилище (предположительно, Велеса). Жертвоприношения здесь совершались через "дыру" в потусторонний мир, представлявшую собой квадратную яму. В яме возжигался ритуальный костер, на который помещались приношения, после чего "дыра" должна была быть заперта во избежание опасных проявлений из преисподней. Остатки первого совершенного в яме жертвоприношения (ориентировочно 2-й пол.XII в.) были "заперты" целой связкой из 13 крупных ключей, брошенных на кострище, а также двумя глыбами железной крицы и воткнутыми острыми предметами: боевым топором и теслом. После этого кострище было засыпано крупными валунами (с западной стороны) и смешанной с горячими углями землей (с восточной).

В дальнейшем ритуальные действия совершались неоднократно, для чего содержимое ямы частично выбиралось, а остатки предыдущих действий, естественно, нарушались. В ходе выборки комплекса были обнаружены фрагменты как минимум двух замков, ключ, гвозди, железная крица. Отчетливо прослеживалось, как одно из последних (нач.XIII в.) жертвоприношений было "заперто" воткнутой в засыпку боевой секирой.

Аналогичные функции в древних ритуалах могли выполнять и не железные предметы. Так в одном из погребений плесского некрополя был обнаружен кремневый наконечник стрелы (рис.1,5). То, что вещь попала в стерильную супесь курганной насыпи не случайно, у нас не вызывает сомнений - как не вызывал сомнений почтенный возраст наконечника и у средневековых жителей города. Каменные орудия эпохи неолита - бронзы в Плесе за 16 лет раскопок встречались уже неоднократно. Так каменные шлифованные топоры, известные в народе как "громовые", издревле считались эффективным средством защиты от болезней людей и животных, от сглаза и других нежелательных проявлений, связанных с воздействием "навий" (вредоносных душ чужих предков). /5/. Теми же свойствами обладали и камни с естественными отверстиями (так называемые "куриные боги"), вера в магию которых с древнейших времен сохранялась еще как минимум до начала XX в. Кремневые наконечники стрел ("громовые стрелки") в средневековье, оправив в металл, носили в качестве оберега, святили им воду и т.п. /6/.

Волшебную силу такого рода предметам придавало то, что они считались атрибутами небесных богов. Достаточно вспомнить известные сюжеты о том, как князь Ярослав убивает топором медведя (символ бога Подземного мира), а князь Глеб - волхва. /7/. Топор - независимо от того, железный он или каменный, рассматривался в качестве оружия Громовержца; так же, как и наконечник стрелы (копья), он представлялся боевым наконечником молнии. То же и камень: в хантыйской сказке житель потустороннего мира говорит охотнику: "Для нас опасен гром. Он в нас стреляет камнями". /8/.

Таким образом, "громовая стрела" - кремневый наконечник - с успехом мог быть использован в погребальном ритуале в качестве "запора" наряду с металлическими предметами. В целом же набор таких магических предметов в древнерусских и финских могильниках региона, судя по анализу вещей в погребениях, был достаточно широк и включал ножи, топоры, наконечники стрел и копий, иглы, шилья, подковы, гвозди, поясные пряжки и застежки-сюльгамы, замки и ключи, каменные "громовые" стрелы и топоры, крупные камни-валуны и куски крицы, цепи, косы и серпы, боевые топоры и булавы (последние никак не могут быть отнесены к "сопровождающему инвентарю воина" в небольших сельских могильниках XII-XIII вв.). /9/.

Рискнем предположить, что и битая посуда, часто встречающаяся в засыпке могил и в курганных насыпях, также могла играть роль магической преграды между миром живых и преисподней. Здесь уместно будет сослаться на замечание С. А. Токарева по поводу битой посуды: в Пошехонье, например, она считалась хорошей защитой от Кикиморы (добавим: в Костромской губернии битые кувшины помещали в курятниках для охраны здоровья кур). /10/. Плесские же археологические материалы позволяют выявить некую закономерность в стремлении использовать в средневековье для ритуалов именно старую посуду (вероятно, по принципу "старый - добрый", то есть доставшийся от предков, а потому "правильный"). В одном из погребений плесского некрополя в засыпке и в могиле были встречены лепного сосуда, который был на полтора-два столетия древнее самого захоронения. При сооружении плесской крепости в 1410 году под угол северной дозорной башни был положен старый потрескавшийся горшок, спеленутый берестяными полосами; мы далеки от мысли, что для совершения строительной жертвы при сооружении столь значительного и дорогостоящего объекта у организаторов не нашлось средств на новую добротную посуду, значит, старая была выбрана сознательно. /11/. О том же свидетельствует и вид жертвенного сосуда, обнаруженного нами под нижним венцом плесской жилой посадской постройки нач.XIII в. Миска (в которой, видимо, в момент совершения ритуала находилась каша с воткнутым в нее ножом) была изготовлена на гончарном круге, но нарочито неровно и грубо, выглядела архаично, - хотя вся остальная посуда хозяев усадьбы отличалась обычной для ремесленных гончарных изделий Плеса изяществом. /12/. Участники строительного жертвоприношения, таким образом, совершили своеобразный подлог, заменив ""старую добрую" вещь новоделом "под старину".

География сакрального применения вышеперечисленных предметов очень широка. Она охватывает не только Верхнее Поволжье, но и территории практически всех древних финских народов: северо-запад, земли муромы, мери, марийцев, мордвы, удмуртов и перми. /13/. Уместными здесь видятся и примеры из Подмосковья, любезно предоставленные нам В. И. Вишневским и связанные с эпохой развитого средневековья. В одном случае это кувшин с забитым в устье пушечным ядром и положенным поверх его сничным замком (находка из-под нижнего венца постройки). В другом - в захоронении XYI в. - чашечка в головах погребенного, куда, как принято считать, после совершения соответствующего церковного обряда сливали остатки масла: в чашечке был обнаружен гвоздь, попавший туда, по мнению В. И. Вишневского, не случайно. /14/.

Выявленные при исследовании Плеса новые примеры ритуального "запирания" имеют, на наш взгляд, глубокие местные этнокультурные корни. При раскопках Алабужского (Пеньковского) городища IY в. до н.э. - XII в. н.э., находящегося в 12 км от современного Плеса, строительная жертва в основании восточного вала сопровождалась воткнутым серпом и "горячей" засыпкой из земли, смешанной с углями из костра(YII в. н.э.). Здесь же, у северной оконечности самой древней постройки ("длинного дома" IY в. до н.э.) была обнаружена жертвенная яма с костями крупного лося и попавшей в яму, видимо, далеко не случайно, костяной булавкой с обломанным тыльным концом. Важно отметить, что 9-летние параллельные раскопки Плеса и Алабуги выявили отчетливые связи, а точнее, отчетливую преемственность алабужской протогородской и плесской городской культур. Это в полной мере относится, как видим, и к сакральной сфере.

Литература:

1.Смирнов Вас. Народные похороны и причитания в Костромском крае. Кострома, 1920, с.9,18.

2.Записано автором.

3.Ерофеева Е.Н., Травкин П.Н., Уткин А.В. Кочкинский грунтовый могильник.//Этногенез и этническая история марийцев. Йошкар-Ола, 1988.

Граков Б. Отчет об археологических раскопках и разведках в 1926 году. //Архив ИГОИРМ, 07-3/2.

Уваров А.С. Меряне и их быт по курганным раскопкам. //Труды Первого археологического съезда в Москве 1869 г. М.,1871, Часть II.

4.Сидоров А.С. Знахарство, колдовство и порча у народа коми. СПб.,1997, с.45, 234.

5.Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М.,1974, с.9, 86-89.

6.Древний Новгород. Прикладное искусство и археология. М.,1985, с.140.

7.Повесть временных лет. //Памятники литературы Древней Руси. М.,1978, с.196.

8.Мифы, предания, сказки хантов и манси. М.,1990, с.196.

9.Рябинин Е.А. Костромское Поволжье в эпоху средневековья. Л.,1986, с.90.

10.Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX -нач. XX вв., М.-Л., 1957, с.103.

11.Травкин П.Н. Плесская крепость 1410 года. //Плесский сборник. Плес, 1993. Вып.1, с.177.

12.Травкин П.Н. К истории строительных обрядов. //Археология Верхнего Поволжья. Н. Новгород, 1991, с.97.

13.Рябинин Е.А. Финно-угорские племена Новгородской земли на современном этапе историко-археологического изучения. //Древности Северо-Запада. СПб., 1993, с.120. Краснов Ю.А. Безводнинский могильник. М.,1980. Семенов В.А. Погребальный обряд чепецкого населения в эпоху раннего средневековья (YI-X вв.). //Материалы по погребальному обряду удмуртов. Ижевск, 1991, с.66.

Источник: П.Н.Травкин. Кандидат исторических наук, археолог, этнограф. Плёс.
Фотографии: Андрей Малышев-Мерянин. Кострома.