Мнение о мере как финноязычном населении Верхнего Поволжья, корни происхождения и культуры которого связаны с другими финно-угорскими народами Поволжья, в науке настолько прочно утвердилось, что стало аксиомой. Другая точка зрения, согласно которой происхождение мери связано с появлением в Волго-окском междуречье «славян» в середине I тыс. н. э., была выдвинута В. В. Седовым в ряде работ (Седов, 1994. С. 67; 1995. С. 223, 224;1999а. С. 97–100) и в окончательном виде изложена в разделах двух монографий (Седов, 199б. 145–158; 2002. С. 388–397).
В этногенических построениях В. В. Седова история мери – лишь локальный эпизод реконструируемой общей картины изменений, происходивших в лесной полосе Восточно-европейской равнины вследствие Великого переселения народов и климатических перемен. Согласно выдвинутой гипотезе, в северо-восточном направлении с рубежа IV–V вв. началось движение (перемещение) земледельческого, преимущественно «славянского» населения, из Среднего повисленья, области пшеворской, отчасти вельбарской культур (Седов, 1995. С. 210; 1999б. С. 113–115).
В археологических материалах этот процесс отмечен появлением на территориях балтских и финно-угорских племен предметов провинциально-римского происхождения. В их число входят В-образные пряжки, пинцеты, пластинчатые кресала, двушипные и пламевидные наконечники копий, некоторые типы украшений и орудий труда.
Особо отмечено, что ремесленные центры пшеворской культуры к концу V в. перестали существовать, и, таким образом, бытовавшие в лесной зоне провинциально-римские изделия не могут считаться объектами импорта.
Путь «славян» на северо-восток В. В. Седов соотносит с появлением жерновов и новых типов серпов, а также распространением сельскохозяйственной культуры ржи. Именно появление гипотетических среднеевропейских переселенцев с запада объясняет, по мнению В.В. Седова, смену и трансформацию культур раннего железного века европейской лесной зоны на протяжении от балтского понеманья до финских Верхней Волги и Волго-окского междуречья на протяжение третьей четверти I тыс. н. э.
Отдельные группы «славян» добрались до Поочья (мурома, область рязано-окских могильников) и марийского поволжья (Седов, 2002. С. 397–401). С процессами миграции было связано формирование в VI в. культуры восточнолитовских курганов, культуры псковских длинных курганов в V в. (Седов, 1999б. С. 119–121), становление начиная с конца IV в. (там же. С. 132, 133) балто-славянской тушемлинской культуры, появление ильменских славян (культура сопок).
В VI–VII вв. «славяне» появляются и в Волго-окском междуречье, с чем связан конец дьяковской (позднедьяковской) культуры. В восточной части этой географической области при участии местного финноязычного населения возникает новая, в своей основе славянская, этническая общность. «Этноним славянской группировки, колонизировавшей около середины I тыс. н. э. территории будущей Ростово-Суздальской земли, неизвестен. В период становления древнерусского государства население этой земли называлось мерей. По-видимому, летописец, отмечая, что «перьвии насельницы... в ростове меря», имел в виду не финно-язычное племя, а древнерусское население, проживавшее в землях мери, активно включенной в ассимиляционный процесс» (там же. С. 158).
Таков конечный вывод исследования. Но В. В. Седов не упомянул продолжение приведенного летописного текста из вводной части повести временных лет, говорящего о том, что меря относится к «иним языцам», перечень которых дан в противопоставлении славянскому («Се бо токмо словенеск язык в руси:...» пВЛ, 1996. С. 10).
В реконструкции исторического прошлого данные письменного, а для нас единственного в своем роде источника, имеют очевидный приоритет перед любыми иными построениями и аргументами.
Отсюда появляются сомнения в правильности гипотезы и заставляют оценить аргументы, положенные в ее основу.
В частности, наблюдения в области языкознания, на которые ссылается автор и согласно которым в говорах русского населения Волго-окского междуречья имеются элементы архаичной акцентной системы, восходящей к праславянскому языку (Седов, 1999б. С. 158). Думается, что выявленные в языке реликты не обязательно должны свидетельствовать об их появлении во времена предполагаемого переселения, а не позже и в силу иных обстоятельств.
Основным археологическим признаком появления славянского населения В.В. Седов полагает распространение проволочных браслетообразных височных колец с сомкнутыми (или незамкнутыми) концами (Седов, 2002. С. 393, 394.рис. 80, 83). В археологии височные кольца традиционно считаются этноопределяющим признаком.
Но в данном случае речь идет о простейшем украшении, изготовление которого не требует образцов для подражания: достаточно согнуть металлическую проволоку на деревянной оправке или сделать то же вручную. Поэтому не обязательно усматривать славянское влияние, тем более как следствие появления нового населения, в распространении браслетообразных колец в древностях финских народов Поволжья (мери, муромы, мордвы, мари) и далее в Прикамьи, где они также встречаются (например: Голдина, 1985. С. 35. табл. III, 1–3, 29).
Другие упоминаемые В. В. Седовым предметы, иллюстрирующие появление «славянского» населения, получили распространение в третьей четверти I тыс. н.э. в разных областях Восточной Европы и сами по себе указанием на происхождение изготовителя или владельца не являются.
Находки такого рода в большинстве случаев на отдельных памятниках единичны, а у мери известны только в коллекции Сарского городища (Седов, 1999б. С. 100–111. рис. 19–21)1.
Таким образом, выдвинутую В. В. Седовым гипотезу о «славянских» корнях мери нельзя считать обоснованной.
Но это не значит, что сделанные им наблюдения не требуют внимательного к себе отношения и дальнейшего осмысления.
В добавление к карте западных импортов на территории мери нужно добавить железную В-образную пряжку, находка которой связана с догородским культурным слоем Ростова (Леонтьев, 2011. С. 64). Плохая сохранность не позволяет установить подробности оформления (наличие рифления и проч.), но форма рамки и язычка подтверждает типологическую принадлежность изделия (рис. 1,4). по радиоуглеродным датировкам, с учетом данных калибровки, доярусный культурный слой Ростова начал формироваться с конца VII в.(Александровский и др., 2014. С. 104).
Можно пополнить перечень предметов западного (относительно Волго-Клязьминского междуречья) происхождения среди находок Сарского городища. Помимо учтенных В.В. Седовым пластинчатых кресал и пинцета с расширенными концами, в коллекции памятника есть наконечники копий, определяемые как «пламевидных» очертаний, или «с профилированным пером» (рис. 1,2, 3), датируемые V–VII вв. (Казакявичус, 1988. С. 36–40.рис. 13;Казанский, 2008. С. 306). К той же группе древностей относится ромбовидный наконечник (рис.1, 1) типа I Г, по классификации а. Казакявичуса, с акцентированным ребром по центральной оси пера (Казакявичус, 1988. С. 29–32. рис. 9).
Близкая по форме и пропорциям, но более ранняя аналогия происходит из погребения 45 у погоста доложское (плюсско-Лужское междуречье, Ленинградская обл.).
Эта находка датируется в пределах последней четверти IV – первой четверти V в. (Булкин и др. , 2005. С. 145–147. рис. 2, 2). К финно-угорским древностям не имеют отношения две трехрогих лунницы, найденные в одном из погребений Сарского могильника (рис. 1,5). точные аналогии им неизвестны. Такого рода украшения с долгой историей и широкой географией бытования в рассматриваемое время можно связывать с Прибалтикой, хотя известный экземпляр похожей формы с циркульным орнаментом, но массивный литой известен в могильнике постчерняховского времени найденный в далеком нижнем подунавье (Родинкова, 2000. С. 6–19. рис. 1, 7, 3, 4)2.
Сарские экземпляры были найдены в комплексе с муромо-мордовской нагрудной бляхой «с дверцей» и на этом основании датированы концом VII – началом VIII в. (Леонтьев, 1996. С. 169, 170; Вихляев и др., 2008. С. 30, 31. рис. 47,1).
Упомянутый ромбовидный наконечник копья в комплекс погребения входил вместе с топором-кельтом, обычным для финских древностей Поволжья, т. е. также никак не может указывать на этническую принадлежность погребенного.
В современных исследованиях предполагается, что проникновение оружия и других предметов европейского облика связано с локальными миграциями в V–VI вв. военизированных групп «дунайско-германского, балтского и славянского населения» (
Казанский, 2008. С. 311), возможно, и без участия славян (Лопатин, Фурасьев, 2007. С. 284, 285). Эта гипотеза касается западной части лесной зоны: Поднепровья и бассейнов рек Балтийского бассейна.
Для данной территории предметы импорта могут рассматриваться лишь как показатель существования связей с более западными областями уже в третьей четверти I тыс. н. э. пока без определения сущности и форм контактов.
Некоторую информацию дает лепная керамика поселений мерянского времени. В Ростове в том же начальном горизонте культурного слоя, к которому относится находка В-образной пряжки, были найдены фрагменты 15 лепных сосудов с валиком под венчиком.
распределение находок на участке раскопа показывает, что они не относятся к какому-либо определенному комплексу или уровню культурного слоя (Леонтьев, 2014. С. 309). Вся керамика была изготовлена из глины с примесью дресвы, отличалась хорошим обжигом. Орнамент отсутствует. Валик, располагавшийся под верхним краем венчика, обычно имел подтреугольное сечение (рис. 2,1, 2).
Показательно, что в собственно городских отложениях конца X – XI в., характеризующихся преобладанием лепной посуды, такая керамика полностью отсутствует.
Отдельные фрагменты с налепным валиком под венчиком обнаружены на 6 поселениях под Ростовом, Юрьевом и Суздалем (рис. 2, 3, 4, 3, 2–7). В условиях недостаточной изученности памятников датировка находок с учетом оценки исследователей определяется в пределах VII–X вв. (Леонтьев, 2014. С. 309, 310.рис. 3, 7–9, 11).
Еще одним районом Северо-Восточной Руси, где известна керамика с налепным валиком, является Белозерье и бассейн Шексны (рис. 2, 5–7, 3, 8–13).
В сравнении с находками районов_ростова и Суздальского ополья керамика северной области связана с более поздними памятниками древнерусского времени IX–X вв. (Макаров, 1985. С. 84; 1991. С. 149, 156. рис. 4, 5, 6, 5, 7, 7, 17; 1997. С. 55, 231. табл. 19, 7; Кудряшов, 2000. С. 50–52. рис. 8). Наиболее поздние датированные находки встречены восточнее бассейна Белого озера на побережье Кубенского озера (рис. 3, 14).
Рельефный валик отмечен на двух фрагментах в коллекции лепной орнаментированной керамики селищ минино I и II в слое X – начала XI в. (Мокрушин, 2008. С. 279. табл. 104. рис. 232, 17) 3.
В двух случаях (рис. 3, 15, 16) встреченные в раскопках фрагменты керамики с валиком могли принадлежать округлодонным сосудам (Кудряшов, 2012. С. 54, 55). Это иной круг древностей, с иными гончарными традициями, свойственными финно-угорским народам Приуралья.
За пределами Северо-Восточной Руси в ее ранних границах единичные фрагменты сосудов с валиками известны на селище близ ржева в верхнем течении Волги (рис. 2, 1, 2, 3, 17), которое, по мнению исследователей, относится к так называемым «памятникам с верхневолжским набором керамики», и датируются в рамках середины – третьей четверти I тыс. н. э. (Исланова, Черных, 2008. С. 171. рис. 2, 6, 6, 1). известные по публикациям находки на двух других памятниках Верхневолжья (рис. 3, 18, 19) сомнительны (Леонтьев, 2014. С. 311).
Северо-западнее, за пределами волжского бассейна, характерный фрагмент венчика с украшенным насечками валиком найден на Городке у оз. ильмень в слое середины – третьей четверти I тыс. н. э. (рис. 2, 9, 3, 20), причем эта находка расценена как самая северная из известных (Еремеев, Дзюба, 2010. С. 115, 123. рис. 108, 11).
Действительно, искомая керамика (рис. 2, 9–14) известна южнее на памятниках в бассейнах Ловати, Западной Двины, Днепра, Березины, Припяти (Лопатин, Фурасьев, 2007. С. 279. рис. 13, 2, 3; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 121. рис. 110). В пределах рассматриваемой карты (рис. 3, 21–29) наиболее западным пунктом является городище на Менке, юго-западным – городище Хотомель. На последнем целый сосуд с валиком найден в верхнем горизонте культурного слоя VIII–IX вв. (Кухаренко, 1961. С. 9, 10, 23. табл. 6, 17).
Картографирование можно было бы продолжить, и тогда рассматриваемая территория значительно расширится к югу и западу. Но это означает обращение к древностям культур
первой половины I тыс. н. э., в чем для решения поставленного вопроса нет
необходимости.
Собранные данные показывают, что сосуды с налепным валиком под венчиком отмечены на памятниках второй половины I тыс. н. э. в полосе лесной зоны, близкой широтному направлению от бассейна Припяти до Суздальского Ополья и Белозерья. В хронологическом отношении наиболее поздними оказываются памятники северной окраины: Белоозеро и Минино, где искомая керамика отмечена в отложениях середины – второй половины X в.4
Недостаточное число наблюдений и слабая изученность многих памятников не дает возможности однозначно решить вопрос о причинах появления рассматриваемой керамики на Северо-Востоке Руси.
Учитывая большую территорию, широкий хронологический диапазон бытования, разнообразие форм сосудов при том, что сосуды с налепным валиком везде встречены в немногочисленных экземплярах, можно предполагать, что во всех случаях мы имеем дело с локальными особенностями, индивидуальными изделиями местных блтских и финно-угорских мастеров.
На тех же основаниях нельзя исключать версию о существовании какой-то устойчивой, но не ясной нам бытовой традиции украшения валиком даже не форм, а отдельных экземпляров посуды, продержавшейся на древнерусской окраине вплоть до конца X в.5
В этой связи можно вспомнить, что керамику с валиком считал «славянской» П. Н. Третьяков (Третьяков, 1982. С. 71). Впоследствии этот вывод не комментировался. Современные исследователи этнических оценок не дают, но расширившийся перечень памятников при всех уточнениях сопряжен с ареалами тех же археологических культур (Лопатин, Фурасьев,2007. С. 276–285).
В такой интерпретации находки керамики с валиком вполне могут рассматриваться как аргумент в пользу исторических построений В. В. Седова, с учетом того, что 1 - датировки находок в совокупности указывают на время более позднее, 2 - обнаружены они на не синхронных между собой памятниках и 3 - массовость вероятной «славянской» колонизации не подтверждают.
Автор: Леонтьев Андрей Евгеньевич, Институт археологии РАН
Источник: Краткие сообщения Института археологии РАН РФ. Выпуск 240
Литература:
1 - Александровский А. Л., Леонтьев А. Е., Кренке Н. А., Долгих А. В., 2014. Ранняя история ландшафтов древнерусских городов (становление культурного ландшафта) // Русь в IX–XII веках. Общество, государство, культура / Ред. Н. А. Макаров, А. Е. Леонтьев. М.; Вологда: Древности Севера. С. 99–107.
2 - Булкин В. А., Седых В. Н., Каргопольцев С. Ю., 2005. Реки Восточной части Балтийского бассейна в позднеантичных источниках и некоторые археологические находки на р. Луге // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2: История. Вып. 5. С. 142–152.
3 - Вихляев В. И., Беговаткин А. А., Зеленцова О. В., Шитов В. Н., 2008. Хронология могильников населения I–XIV вв. западной части Среднего Поволжья. Саранск. 352 с.
Голдина Р. Д., 1985. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та. 280 с.
4 - Еремеев И. И., Дзюба О. Ф., 2010. Очерки исторической географии лесной части Пути из варяг в греки. СПб.: Нестор-История. 670 с.
5 - Захаров С. Д., 2012. Белоозеро на начальных этапах становления Древнерусского государства // Северная Русь и проблемы формирования Древнерусского государства: сборник материалов международной научной конференции / Отв. ред. С. Д. Захаров. Вологда: Древности Севера. С. 32–47.
6 - Захаров С. Д., Макаров Н. А., 2008. Мининский археологический комплекс: хронология и динамика развития // Археология севернорусской деревни X–XIII вв. Т. 2: Материальная культура и хронология. М.: Наука. С. 290–318.
7 - Исланова И. В., Черных Е. М., 2008. Лепная керамика селища Рогово 2 в Верхневолжье // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов. Вып. 1. Тула: Гос. музей-заповедник «Куликово поле». С. 169–180.
8 - Казакявичус В., 1988. Оружие балтских племен II–VIII вв. на территории Литвы. Вильнюс: Мокслас. 160 с.
9 - Казанский М. М., 2008. Оружие «западного» и «южного» происхождения в лесной зоне России и Белоруссии в начале Средневековья // Лесная и лесостепная зоны Восточной Европы в эпохи римских влияний и Великого переселения народов. Вып. 1. Тула: Гос. Музей-заповедник «Куликово поле». С. 304–325.
10 - Кудряшов А. В., 2000. Средневековое поселение Октябрьский мост на Шексне // РА. № 3.
С. 44–58.
11 - Кудряшов А. В., 2012. Памятники IX – начала XI в. в бассейне р. Шексны и Белого озера: возможности реконструкции историко-культурных процессов в регионе // Северная Русь и проблемы формирования древнерусского государства: сборник материалов международной научной конференции / Ред. С. Д. Захаров. Вологда: Древности Севера. С. 48–64.
12 - Кухаренко Ю. В., 1961. Средневековые памятники Полесья. М.: Наука. 40 с., 13 л. ил. (САИ; Е1-57.)
13 - Леонтьев А. Е., 1996. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М.: Геоэко. 340 с.
14 - Леонтьев А. Е., 2011. «Мерянское начало» Ростова // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда / Отв. ред. Н. А. Макаров, Е. Н. Носов. Т. 2. СПб.; М.; Великий Новгород: Новгородский технопарк. С. 64, 65.
15 - Леонтьев А. Е., 2014. Керамика с налепным валиком на территории Северо-Восточной Руси // Славяне и иные языци… К юбилею Натальи Германовны Недошивиной / Ред. Н. И. Асташова. М.: ГИМ. С. 309–317. (Труды ГИМ; вып. 198.)
16 - Лопатин Н. В., Фурасьев А. Г., 2007. Северо-Запад России и Север Белоруссии // Восточная Европа в середине I тысячелетия н. э. / Отв. ред. И. О. Гавритухин, А. М. Обломский. М.: ИА РАН. С. 276–300. (Раннеславянский мир; вып. 9.)
17 - Макаров Н. А., 1985. Орнаментика белозерской лепной керамики X–XI вв. // СА. № 2. С. 79–100.
18 - Макаров Н. А., 1991. Лепная керамика поселения Крутик // Голубева Л. А., Кочкуркина С. И. Белозерская весь. (По материалам поселения Крутик IX–X вв.) / Ред. В. В. Седов. Петрозаводск: Карельский научный центр АН СССР. С. 129–165.
19 - Макаров Н. А., 1997. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI–XIII веках. М.: Скрипторий. 386 с.
20 - Мокрушин М. Л., 2008. Керамика Мининского археологического комплекса // Археология севернорусской деревни X–XIII вв. / Ред. С. Д. Захаров. Т. 2: Материальная культура и хронология. М.: Наука. С. 270–289.
21 - Носов А. Н., Горюнова В. М., Плохов А. В., 2005. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья (Новые материалы и исследования). СПб.: Дмитрий Буланин. 403 с. (Труды ИИМК РАН; т. XVIII.) ПВЛ, 1996. Повесть временных лет / Ред. В. П. Адрианова-Перетц. 2-е изд. СПб.: Наука. 436 с.
22 - Родинкова В. Е., 2000. Подвески-лунницы Кодневского клада (к постановке проблемы раннесредневековых лунниц) // КСИА. Вып. 215. С. 6–19.
23 - Седов В. В., 1994. Из этнической истории населения средней полосы Восточной Европы во второй половине I тысячелетия н. э. // РА. № 2. С. 56–70.
24 - Седов В. В., 1995. Славяне в раннем средневековье. М.: Фонд археологии. 416 с.
25 - Седов В. В., 1999а. У истоков восточнославянской государственности. М.: УРРС. 144 с.
26 - Седов В. В., 1999б. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М.: Языки русской культуры. 320 с.
27 - Седов В. В., 2002. Славяне. Историко-археологическое исследование. М.: Языки русской культуры. 622 с.
28 - Третьяков П. Н., 1982. По следам древних славянских культур. Л.: Наука. 143 с.
A. E. Leontyev «Slav Roots» of the Merya (V. V. Sedov’s Hypothesis)
Abstract. The paper reviews a particular case of the Slavs penetration into Eastern Europe in the 3rd quarter of 1,000 AD reconstructed by V. V. Sedov. These changes that took place in one locality of the Volga-Klyazma interfluve region brought about slavonization of the local Finno-Ugric population mentioned in the chronicles as the Merya. The review of the arguments demonstrates that they are not sufficient to reach this conclusion.
At the same time the paper describes some archaeological finds, which were not taken into account by V. V. Sedov. For example, it presents an overview of hand-made ceramics with a raised border.
|