Отмечавшееся в 2012 г. 1150-летие Российской государственности обострило исследовательское внимание к проблемам политогенеза в древнерусской истории. Положенное в основу юбилея призвание варягов в 862 г., о достоверности факта которого продолжают спорить, связывается с решением финно-угорских и балто-славянских племен северо-запада нынешней России о прекращении племенных усобиц. Это решение убедительно иллюстрирует действие механизма договора (согласия) между различнымигруппами в условиях кризиса (вста род на род). Впрочем, этот кризис стал началом цепи испытаний на протяжении всего господства Рюриковичей, закончившейся Смутой начала XVII в. И эти испытания преодолевались согласием (компромиссом, договором), в основе которого лежал сговор, заговор и подобное.

Проблема выработки согласия, основанного на компромиссах, в кризисных ситуациях истории Древней Руси не приковывала к себе внимания в силу состояния основных источников – летописей. Селекция фактов для фиксации в этих хрониках затрудняет для современных исследователей полное представление этих механизмов. А.В. Назаренко исследует действие corpus fratrum в коллективном правлении Рюриковичей в домонгольской Руси [1].

Н.Ф. Котляр изучает компромиссные практики дуумвиратов и триумвиратов в политико-династической истории Руси [2, с. 121–124, 165–182, 230–238].

Эти два примера показывают, что в основном упор в исторических штудиях делается на процессы, проходившие в правящем слое Рюриковичей.   Такое   положение   объяснимо отбором фактов для помещения их в летописи. Больше простора для изучения механизмов общественных инициатив в преодолении кризисов дает эпоха раздробленности. В местных традициях летописания XII – первой половине XIII в. появилось   больше   возможностей   запечатлевать локальные проявления общественного договора.   Ярким   примером   тому   является   история Новгорода, отраженная в новгородском летописании. Институции вечевого строя на разных его уровнях открыты для исследования участия общества северного народоправства в решении важных политических и социальных проблем.

Акцент   на   общественные   структуры   земель Древней Руси поставлен школой И.Я. Фроянова. Ее представителям свойственно везде в истории домонгольской Руси находить городские общины, части которых, преодолевая конфликты, приходили к согласию между собой и с княжеской властью. Надо отметить лишь то, что источниковые проявления социальных «проектов» разрешения кризисов в разных частях раздробленной Руси как раз связаны с этими переломными моментами. Таких моментов было достаточно много в социально-политической истории Северо-Восточной земли за время правления в ней Юрия Долгорукого, его детей и внуков до 1238 г.

Применение категории «общественный договор» к политической истории Северо-Восточной земли позволяет акцентировать внимание на изучении тенденций развития власти в данном регионе.

В исторической науке устоялось мнение, согласно которому в период политической раздробленности   во   Владимиро-Суздальском княжестве начали закладываться основы великодержавной власти. С.М. Соловьев писал о замене во Владимирском княжестве родовых отношений   государственными,   Л.В.   Черепнин рассуждал о развитии ярко выраженных монархических черт власти владимирских князей в сторону сословно-представительной монархии, Ю.В. Лимонов доказывает появление монархических черт во Владимиро-Суздальском княжестве в домонгольское время.

Уже с XVIII в. эти выводы вводятся в контекст историософии. В.Н. Татищев рассуждал о благости сильной княжеской власти, Н.И. Костомаров обличал самовластие Андрея Боголюбского, антиподом которого являлся великодушный Мстислав Удатный. В конце XX в. с легкой руки В.Б. Кобрина этот тезис развился до идеи о начале начал отечественного деспотизма  во Владимирском княжестве домонгольской эпохи.

В   подобных рассуждениях уязвимы покрайней мере три исходные позиции.

Первая – гладкая схема политического развития, не объясняющая и не вбирающая всех фактов политической истории Владимирского княжества.

Вторая – это то, что с разными оценками историческая наука повторяет идеи средневековой историографии, на что обратил   внимание   еще  П.Н. Милюков [3, с. 204] и что было развито А.Е. Пресняковым [4, с.14–15].

Третья – это то, что источником доказательной базы у большинства историков является правление Андрея Боголюбского, к которому иногда подверстывается княжение Всеволода Большое Гнездо. При этом совмещаются разновременные и разнохарактерные (внутри- и внешнеполитические) проявления этой державности, что не совсем корректно с научной точки зрения.

Поэтому имеет смысл абстрагироваться от такого подхода и рассмотреть политическую историю князей Ростова, Суздаля и Владимира-на-Клязьме до середины XIII в. вне предубеждения о закономерности складывания в их практиках фундамента самовластия (деспотизма).

До 1108 г., когда только что поженившегося сына Юрия Мономах отправил на северо-восток Руси,  контроль над  Залесской землей (племенная территория финно-угров меря с центрами в Ростове и Суздале)  осуществлялся князьями из разных ветвей Рюриковичей.

Системы и порядка в их чередовании небыло [5]. Волей случая и стечения   обстоятельств там закрепился Юрий (Долгорукий) [5,с. 273–277]. Он после смерти в 1132 г. старшего сводного брата – Мстислава – вступил в борьбу за Киев. Одним из шагов в этой борьбе был обмен Ростовской земли («но не всю») на Переяславль (Хмельницкий) в 1134 г., санкционированный киевским князем Ярополком Владимировичем [6, стб. 302; 7, стб. 295].

Зимой 1134/1135 гг. в отсутствии Юрия Владимировича его племянником Всеволодом Мстиславичем была пред принята   неудачная   попытка   посадить   своего брата Изяслава в Залесской земле. Затем последовал поход новгородцев во главе с Всеволодом «на Суждаль», окончившийся битвой на Ждане-горе [6, стб. 303; 7, стб. 300; 8, с. 23, 208], завершившейся   разгромом   новгородского   войска 27.

Битва между Новгородцами и Суздальцами. Изображение на иконе.

Примечательно, что сообщается о победе суздальцев над новгородцами в то время, как отсутствовал  князь.   Это   предполагает,  что   суздальцы, под которыми надо понимать в целом жителей Залесской земли, самоорганизовались и дали отпор. За скупыми летописными строками надо видеть проявления сил Залесской земли, умевших договариваться для решения важных политических вопросов.

События, последовавшие более чем через  20 лет, позволяют предположительно увидеть «контрагентов» договора. Речь идет о том, что Андрей Юрьевич Боголюбский, без воли отца покинувший  Киевскую Русь и обосновавшийся пока еще в нестоличном Владимире, был утвержден «в Ростове на отни столе и Суждали» в 1157 г. ростовцами и суздальцами [6, стб. 348];

Ипатьевская летопись добавляет к ним еще и владимирцев [7, стб. 490–491]. С учетом того, что в Ипатьевской летописи может прослеживаться провладимирская редакция, как в случае с числом куполов Успенского собора [9, с. 15–19], то упоминание владимирцев в данном случае надо исключить.

Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском. XII в.

В летописании объясняется и мотивация ростовцев и суздальцев: за добродетель князя к Богу, по смерти отца украсил церкви и поставил монастыри и церковь каменную в Переяславле-Залесском довершил [6, стб.348; 7, стб. 491].

Акцент на богоугодном аспекте деятельности позволяет говорить о том, что в числе участников договора была еще и церковь Северо-Восточной (Залесской) земли.

Летописи упоминают еще эпизод, связанный с определением князя в Северо-Восточной Руси 1157 г. В известии под 1174/1175 г. говорится, что ростовцы, суздальцы,  переяславцы и вся дружина «от мала до велика», съехавшиеся во Владимир,  решив позвать на освободившееся княжение Мстислава и Ярополка Ростиславичей,   нарушили   крестное целование,   данное Юрию   Владимировичу.   Суть   этого   обещания заключалась в том, что жители городов Залесской земли поклялись  Юрию Владимировичу принять к себе князьями его младших детей видимо, Михалка и Всеволода. Однако данное сведение приводится   в   связи   с   тем,   что   в 1174/1175 гг. участники съезда во Владимире направили приглашение княжить внукам Юрия Долгорукого [6, стб. 372; 7, стб. 595].

Между сообщением и возможным крестным целованием минимальная   временная дистанция   –   в   17–18 лет, и до гибели Андрея Боголюбского об этой   клятве   нигде не говорится.   Известие   о клятве предваряет повествование о развернувшейся борьбе между Ростиславичами и младшими   Юрьевичами,   закончившейся   победой Всеволода Юрьевича (Большое Гнездо). Поэтому данное сообщение может лишь «удостоверять» праведность победы Всеволода Юрьевича.

Такие исторические соображения вынуждают исключить из источникового поля историиобщественного   договора   в   Залесье сведения о крестном целовании жителей ее городов младшим Юрьевичам.

"Золотые ворота" во Владимире на Клязьме. Ким Бритов.

В  правление  Андрея Боголюбского  (1157–1174) политический центр Суздальской земли из «старых» городов (Суздаль, Ростов) переходит во Владимир. Таким образом, Андрей Боголюбский   не   оправдал   ожиданий   ростовцев   и суздальцев,   сажавших   его   на «отнем»   столе.

Может быть, в этом заключается причина апатии   населения   Северо-Восточной   Руси, проявившейся сразу после гибели князя в 1174 г.  (упоминаемое в исследованиях разграбление имущества князя и «побиение» его слуг относится исключительно к Боголюбову, где и произошло убийство [6, стб. 370; 7, стб. 589–591]).

Предложенные историками стройные версии убийства – социальная, религиозная, родовая, семейная, политическая и пр. [10, с. 123–131; 11, с. 58–117; 12, с. 95, 98; 13, с.70–94] – неадекватны полностью источниковедческой верификации [14, с. 288–291, 305–307; 15; 16,  с. 45–52, 54–55]. Сложившийся в историографии вариативный нарратив об убийстве Андрея Боголюбского составлен из фрагментов разновременных источников, своеобразно истолкованных и связанных отдельными историками.

Убийство Андрея Боголюбского. Сергей Кириллов.

Между тем персонажи этого текста – убийцы, возможные инициаторы преступления, бояре, князья, мстящие за убийство, – в самых ранних и нераспространенных источниках никак не сопряжены   между   собой. В силу этих обстоятельств надо признать, что рассказ о заговоре против Андрея Боголюбского оказался не развит по причине победы Всеволода  Большое Гнездо в борьбе за власть в Северо-Восточной земле.

Другими словами, заговор не перерос в договор.

Следующий эпизод политической истории Северо-Восточной Руси, в котором можно усмотреть проявление механизма договора, – это события 1211 г.

Пространный рассказ о них читается в летописях XV–XVI вв. В наиболее связанном виде он представлен в Московском летописном своде конца XV в. [17, с. 108–109].

Великий князь Всеволод III Большое Гнездо.

Суть   его   заключается   в   том,   что   Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, предчувствуя приближение смерти, решил распорядиться политическим наследием среди своих сыновей. Однако старший, Константин Юрьевич, отказался явиться к отцу, по скольку был обижен проектом завещания: ему Владимир, а младшему, Георгию (Юрию), – Ростов. Константин, судя по источникам, желал Ростов отдать своим детям.

Всеволод Юрьевич, обиженный непослушанием, созвал совет из представителей всех слоев населения Владимиро-Суздальского княжества и решил так: Константину отдать Ростовскую землю, а стол во Владимире и власть в роду своих детей – Георгию. Данное решение обусловило борьбу братьев после смерти Всеволода Большое Гнездо, закончившуюся битвой на Липице в 1216 г.

Текстологический анализ летописного нарратива  XV–XVI вв.   о   завещании   Всеволода Юрьевича показал, что он соткан из сведений более ранних летописей, читаемых в Лаврентьевской, Ипатьевской, Новгородской первой летописях и у Летописца Переяславля Суздальского [18, с. 67–84]. Критическое соотношение их известий позволяет дать другую картину: в 1206 г. Всеволод Юрьевич отделил старшему сыну и его сыновьям Ростовскую землю, а второго сына утвердил на владимирском столе. Поскольку Владимир считался более почетным городом, чем Ростов, то Константин и начал борьбу. Версия о завещании владимирского князя 1211 г., утвержденного всесословным органом, могла родиться у книжника второй половины XV в. по аналогии со знакомыми ему процедурами при дворе Ивана III [19, с.63–64].

Более интересен в свете поставленной в статье проблемы вопрос о передаче власти от умиравшего в конце 1217 г. Константина   брату Георгию. Летописи свидетельствуют, что Георгий соблюдал права детей Константина.

Таким образом, в истории Северо-Восточной земли XII–XIII вв. надо отметить только три случая, когда социальные группы кардинально влияли на ход истории – битва на Ждане-горе, утверждение Андрея Боголюбского в 1157 г. на княжеском столе и решение о приглашении на княжеский стол Ростиславичей в 1174/1175 гг.

Все эти эпизоды были связаны исключительно с вакуумом власти, возникавшим в отсутствие (поразным причинам) князя. Что говорить, случаи эти неординарны! Но  объяснимы монархической основой политического мышления средневековья. Неординарны, поскольку в других ситуациях решение принималось в княжеской среде: решение, что с Ростиславичами в Залесскую землю пойдут и их дядья Михалко и Всеволод,   определение   завещания   Всеволода Юрьевича, передача власти от Константина к Георгию.

Надо отметить и то, что ряд сговоров в княжеской среде, которые получили в историографии статус  фактического договора, не всегда источниковедчески обоснованы. Так, например, нужно указать на то, что сговор Георгия и Ярослава Всеволодовичей о разделе всей Руси накануне Липицкой битвы, видимо, был придуман летописцами XV в. с целью дискредитации потомков  Ярослава  Всеволодовича.  Недостоверными реалиями пестрит «Повесть о битве на Липице», образованная за счет распространения сообщения Новгородской первой летописи о событии [14, с. 291–311; 20, с. 182–333].

Поэтому говорить о социальной консолидации сил Северо-Восточной земли вокруг противоборствовавших князей в 1212–1216 гг. достоверные источники не позволяют. Зато они же показывают, как ценилось принятое князьями решение.

В Лаврентьевской летописи в одной и той же статье под 1217 г. кратко сообщается о счастливо разрешенном конфликте между Всеволодовичами, под которым понималась неназванная Липица, и подробно рассказывается о том, что на встрече рязанских князей, хотевших разрешить разногласия, вероломно было убито 6 рязанских   Рюриковичей двумя   их   братьями   [6, стб. 439–441]. Такое противопоставление показывает,   что тогдашнее   общество   Залесья в лице интеллектуалов из церковной среды высоко ценило договоры, основанные на компромиссах князей, обеспечивавшие земле стабильность и мир. Лишь в отсутствие князя элита Ростово-Суздальской земли занималась несвойственными  им  функциями  определения властителя. В противном случае это сделали бы князья других «субъектов» раздробленной Руси (например, Рязани, как в событиях 1176–1177 гг.), что угрожало привилегиям и преференциям указанных социальных слоев.

При   слабой   проработанности   процедуры передачи власти в Северо-Восточной земле эти общественные практики договора, компенсировавшие данный недостаток, ярко проявились в трех кризисных случаях. Это обстоятельство, в свою очередь, свидетельствует  об отсутствии преемственности в действиях князей Залесской земли, волей случая оказывавшихся на княжеском столе, что подрывает распространенный тезис о четко выраженной тенденции развития сильной княжеской власти в этом регионе в домонгольское время [5].

В случае договора общественных сил в 1157-м и в 1174/1175 гг. видно, что утвердившиеся на престоле Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо стремились преодолеть ограничения договора или оказались на престоле, уже преодолев его, соответственно.

Данная статья выполнена в рамках государственного   задания   Министерства образования   и   науки   РФ   в 2012   г.   и   плановом   периоде   2013–2014 годов: «Общественный договор» в практиках политогенеза и преодоления социокультурных кризисов:   исследования   теоретических,   историографических и мемориальных аспектов.

Список литературы:

1. Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси X–XII вв.: наследственные разделы, сеньорат и попытки десигнации (типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. Т.I. (Древняя Русь). М.: Издательство Кошелева, 2000. С. 500–519.
2. Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб.: Алетейя, 1998. 445 с.
3. Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. М.: Типолитография Товарищества Кушнер и К°, 1898. 396 с.
4. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. М.: Богородский печатник, 1997 (1998). 496с.
5. Кузнецов А.А. Князья Северо-Восточной Руси: тенденция сильной власти? (к постановке проблемы) // Мининские чтения: Сборник научных трудов по истории Восточной Европы в  XI–XVII вв. Н. Новгород: Кварц, 2011. С. 272–285.
6. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.I. М.:   Языки   русской культуры, 1997. 496 с.
7. Ипатьевская летопись // ПСРЛ. Т.II. М.: Языки русской культуры, 1998. 648 с.
8. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // ПСРЛ. Т. III. М.:   Языки   русскойкультуры, 2000. 720 с.
9. Кузнецов А.А. Летописная полемика о числе куполов Успенского собора // Вестник Удмуртского университета. 2010. Серия 5: История и филология. Выпуск 1. С. 13–23.
10. Воронин Н.Н. Андрей Боголюбский. Владимир: Икс-Транзит, 2011. 204 с.
11. Кривошеев Ю.В. Гибель Андрея Боголюбского: Историческое расследование. СПб.: Издательский Дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2003. 240 с.
12. Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. Л.: Наука, 1987. 217 с.
13. Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII–XIV вв.): Курс лекций. М.: Аспект-Пресс, 2001. 389 с.
14. Кузнецов А.А. Источниковедческиеаспекты проблем биографии Георгия Всеволодовича // Мининские чтения: Труды научной конференции. Нижний Новгород: ННГУ, 2007. С. 277–311.
15.   Кузнецов   А.А.   Сведения   источников  XV–XVII вв. об участии в убийстве Андрея Боголюбского его жены // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). К 80-летию члена-корреспондента РАН В.И. Буганова. Сб. статей. М.: РОССПЭН, 2012. С. 23–32.

Автор: А.А. Кузнецов. Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского. 2012 г.